Спящая царевна. Совершенно секретно - Надежда Черпинская

ведь и соврать мог, чтобы мать припугнуть. Теперь уже до правды не докопаешься. Словом, всё это замялось. Но только под одной крышей нам теперь особенно тесно было. Тут мать меня и добила… — Андрей горько хмыкнул. — Предложила у тётки пожить, отцовской сестры, временно… Пока дядя Вася не простит меня, не успокоится. Вот так! Родного сына, можно сказать, выставила из дома ради этого… После такого я там действительно не мог оставаться, не хотел. И я ушёл. Но не к тётке. В лес ушёл. Отыскал старого отцовского друга, деда Прохора, егеря тоже. Ну и, попросил его взять меня в помощники, делу своему научить. Вот так я и вернулся обратно в тайгу.

— А твоя мама? Неужели она не… — Делия снова всхлипнула, голос надломился, не дав закончить фразу.

Андрей неожиданно для себя самого разжал кулаки, поймал маленькие ладони Делии, чуть стиснул теплые пальчики.

— Это ещё не конец истории, Дель… Это ещё не конец…

Говорить дальше было всё сложнее, словно в горле застрял клубок горьких ядовитых слов, колючих, жалящих как шершни. Но останавливаться было слишком поздно. Андрей знал, что второй раз на такой откровенный разговор он вряд ли решиться. А выговориться было очень нужно.

— Мы тогда с мамой разругались в пух и прах. Я наговорил столько гадостей. Впервые в жизни посмел так с ней разговаривать, наорал сгоряча. Какой только чуши не наплёл — что она предала отца, что никогда его не любила и хотела, чтобы он умер. И меня тоже не любила. Что я ей только мешаю, и она рада будет от меня избавиться. Винил её в том, что с этим Васей спуталась, который и мизинца отцовского не стоил. И много ещё чего… Мне было очень больно и обидно, я считал, что мать от меня отреклась, предала, вот и вылил на неё всю эту желчь, — Андрей тяжело вздохнул, пряча взгляд. — И она в долгу не осталась. Сказала, что раз я так о ней думаю, то ей действительно такой сын не нужен. Теперь-то я понимаю, что она это в сердцах бросила, ей тоже обидно было и горько. Растила-растила, и вот тебе благодарность… Но тогда… я услышал это: «Ты мне больше не сын!», развернулся и ушёл. Не мог простить, не мог забыть. Спрятался у деда Прохора в лесу и поклялся себе, что больше порог её дома не переступлю. И слово своё держал, не приходил больше. А через год мамы не стало…

Андрей выпустил ладони Делии из рук, обхватил свою голову, сжал виски и взлохматил волосы. Он слышал, как она снова тихонько плачет, хоть и не поднимал на неё глаз. Не хотел он этих слёз, не хотел расстраивать свою царевну, но подробности этой трагической истории слетали с его языка будто сами собой.

— Он… всё-таки… своего добился… Отчим. Убил её. Забил. На глазах у соседей. Вернее, бить начал в доме, она пыталась убежать, выскочила за ворота… Он её догнал, схватил и обратно швырнул, со всей дури. Она… ударилась головой об угол, и всё. Сразу. На месте. Это видели две соседки, которые стояли рядом на дороге. Сделать они ничего не успели, конечно. Но, только благодаря им, его и посадили. Это я уже после всё от них узнал. А дядя Вася упёрто доказывал, что это был несчастный случай. У него брат двоюродный работал в милиции, пытался помочь, оправдать, подстроить всё так, чтобы этот урод в тюрьму не попал. Но…не получилось. Иногда в нашей жизни всё-таки находится место для справедливости.

Андрей замолчал на пару секунд, судорожно вздохнул и снова вцепился в нежную ручку Делии. Она горько всхлипывала и молча сжимала его ладонь тонкими пальчиками.

— Ещё через год отчим и сам помер… Там в тюрьме, «на нарах». От чего… не знаю и знать не хочу, — зло хмыкнул Беркутов. — Даже на мгновение не пожалел его, когда узнал об этом. Хотя… Если говорить честно… Себя я корил в том, что случилось, не меньше, чем этого подонка. Ты бы знала, Дель, сколько раз я потом думал, что если бы тогда заставил её пойти в милицию, если бы настоял на своём, если бы сам пошёл, пусть и без неё, пусть она бы врала и его выгораживала… Ну, а вдруг… вдруг мне бы поверили… Вдруг шанс был, а я… Я её бросил. Одну! — Андрей жёстко рубанул кулаком по столу.

Делия вздрогнула, и он мгновенно стих, снова спрятал её ладони в своих, поглаживая осторожно.

— А самое страшное, что всё вот так вышло… Внезапно. Я даже увидеть её не успел! И даже похоронить её не смог, понимаешь? Мы же так и не помирились. Почти год не разговаривали, не виделись, с обидой этой в душе, как с камнем за пазухой, ходили. А потом… вот так… Раз и всё! И даже проститься не успел, прощение попросить не успел, ничего не успел! И похоронили маму без меня… Я в тайге был, на дальнем квадрате, без всякой связи… Вернулся — к деду Прохору пришёл. А он мне в лоб вот такое… Тебя, говорит, искали, мать твоя померла. Похороны завтра утром. Тебя не нашли, а завтра уже хоронить надо. Беги скорее! Может, ещё успеешь… И я рванул — ночью, в темноте. Бежал пока мог. Как не убился, не знаю. И всё равно опоздал. Прибежал, чуть живой, грязный как черт, подранный… Как раз… к свежей могиле. У нас же покойных в землю закапывают. Народ только с кладбища расходиться начал. И тут я.

Андрей покачал головой, усмехнулся горько, нервно. Но нужно было всё-таки закончить этот жуткий рассказ.

— На меня смотрели так зло, как будто я нарочно на похороны собственной матери не пришёл. Они ушли, я остался. Посидел у могилки, повыл. Прощения просил за всё, что наговорил ей тогда, и за то, что не уберег от беды. Только вот она уже не слышала. Раньше надо было просить и каяться… Сколько раз я себя проклинал за тот день, когда мы поругались. Как я мог ей такого наговорить?! Как вообще так вышло, что мы — самые родные люди — вдруг почти врагами стали, в разные стороны разошлись, слово друг другу сказать не хотели! Она ведь так и умерла, думая, что её родной сын ненавидит… Хоть бы на минутку её вернуть, обнять и сказать, что всё совсем не так! Почему же ничего исправить нельзя? Почему?

— Не надо так! Андрей, не надо! — сквозь всхлипы,