Ушла в винтаж - Линдси Левитт

волосы. Она явно слишком молода, чтобы быть постоялицей пансионата. В ожидании девушки на рецепции женщина нервно перебирает буклеты. Я возвращаюсь к своему примитивному реалити-шоу, которое занимает меня гораздо больше, чем какая-то дама, желающая прописаться в доме престарелых.

– Я пришла к Вивьен Брэдшоу, – произносит женщина.

Беру свои рассуждения обратно. Кто она? Я перемещаюсь на соседнее кресло, якобы поближе к печенью, хотя меня больше всего занимает Дама в сером и ее таинственная связь с бабушкой.

– Вы числитесь в ее списке? – спрашивает администратор.

– Не знаю. – У нее явный южный акцент. – Я приходила на прошлой неделе, тогда вы ей звонили. Может быть, она меня уже добавила.

– Сейчас проверим, – говорит администратор. – Как вас зовут?

– Кэндес Винтер.

– В списке вас нет, но я вас помню. Давайте позвоним, возможно это моя оплошность.

Пока администратор набирает бабушкин номер, Дама в сером продолжает листать брошюры.

– Вас желает видеть Кэндес Винтер. – Выслушав ответ, администратор вешает трубку. – Она сейчас подойдет к вам сюда.

Кэндес кивает и направляется к креслу в углу. Этикет не одобрил бы, что бабушка заставляет ее дожидаться тут. Опять же, я понятия не имею, кто такая эта Кэндес и чего она хочет от моей бабушки. Если бы это было реалити-шоу, она наверняка оказалась бы бабушкиным психотерапевтом, или коучем, или стилистом, призванным провести старушку через все козни и скандалы шоу «Настоящие бабушки в Ньюпорт-Бич». Та женщина, с которой бабушка играла в теннис – ее заклятый враг, обе они борются за внимание теннисного профи Эдуардо.

Вау, достаточно было три минуты посмотреть телешоу – и вон как разыгралась фантазия.

Я поглядываю на Кэндес. Она наливает себе лимонаду и делает вид, что пьет. Ей не помешало бы успокоительное, наверняка у них тут такого полно – она положила ногу на ногу и с силой качает той, что сверху. А потом вдруг замирает, и я слышу бабушкин голос:

– Мэллори, что ты здесь делаешь? Разве ты не должна быть в школе?

На бабушке белая с зеленым рубашка, уголки воротника пристегнуты на пуговицы. Очень похоже на ее прежнюю униформу благотворительной организации. Она бросает быстрый взгляд на Кэндес, но никак не комментирует ее присутствие.

– На этой неделе у нас бал, поэтому уроки отменили… Нет, это ложь. Я прогуливаю. День выдался непростой. Я решила приехать пораньше, поработать над платьем.

– Поработать над платьем, – бормочет бабушка. Наверное, привычка повторять за собеседником у меня от нее.

Она водит пальцем по губам, переводя взгляд с меня на Кэндес и обратно. Кэндес смотрит на меня во все глаза открыв рот. Зубы у нее далеко не идеальные, надо будет ими заняться, если она хочет продолжать участвовать в бабушкином шоу.

Примерно минуту бабушка молчит. А потом произносит:

– У меня на платье было не так много времени, как я рассчитывала. Но мы ведь можем поговорить об этом позже?

– Понятно. Ладно. – Чем она тут так занята – поделками в кружке «Умелые руки»? Это пансионат для пожилых, предполагается, что весь их день состоит из свободного времени. Она меня уже второй раз прогоняет.

Хотя нет. Сейчас я это отчетливо ощущаю. Напряженная атмосфера быстро гасит мои колкие реплики. Что-то мне подсказывает, что эта незнакомка вовсе не консультант и не стилист. А платье для бала… В данный момент платье не имеет ни малейшего значения.

– Мэллори, это Кэндес.

Я протягиваю руку даме в сером:

– Я Мэллори, внучка Вивьен.

Кэндес пожимает мне руку. Ладонь у нее холодная и потная, а в глазах стоят слезы.

– Как я рада знакомству, Мэллори.

– А откуда вы знаете друг друга? – спрашиваю я.

Кэндес беспомощно смотрит на бабушку. Вид у бабушки озадаченный. На этот раз пауза длится еще дольше. Несколько минут. Тяжелая, судьбоносная пауза.

– Полагаю, мы друг друга почти не знаем. Я дала ей имя Франческа. Но они назвали ее Кэндес.

– Они?

– Ее удочерили, милая. Кэндес – моя родная дочь. Твоя тетя.

Помните то время, когда бабушка оставила свою головокружительную карьеру в сфере благотворительности и попыталась начать новую жизнь? Она старательно избегала разговоров о прошлом, особенно о годах учебы. Тогда я восприняла это как личную обиду. Мне казалось, что она просто не желает общаться с семьей. А я все наседала на нее с этим платьем, напоминавшим ей о том, о чем она больше всего хотела забыть.

Ну да, я идиотка.

Бабушка кратко пересказывает мне то, что уже знает Кэндес, которая разыскала ее через Интернет и приехала сюда на неделю. Их первая встреча состоялась несколько дней назад – как раз когда я приехала навестить бабушку, а она так странно себя вела. Еще бы – для человека, который впервые встречает свою дочь, отданную на усыновление пятьдесят лет назад, бабушка еще неплохо держалась.

Итак: у бабушки-таки был «друг сердца». Весной в десятом классе этот сердечный друг сделал ей ребенка, а услышав радостную новость, растворился в тумане. Семнадцатилетняя Вивьен была вынуждена уехать из города, оставив друзей, семью, церковь, всю свою прежнюю жизнь. Она поселилась у тетки в Балтиморе, где и родила. Чудом ей удалось окончить школу и поступить в колледж Беркли. Теперь ясно, почему у бабушки нет альбома за одиннадцатый класс. И почему она так неохотно рассказывает о школьных годах, как бы ее ни расспрашивали внучки.

Я ведь уже сказала, что я идиотка, да?

Они запланировали совместный бранч, но в результате мы возвращаемся в бабушкин пансионат. Вопросов я не задаю, в этом нет нужды. Все ответы можно найти в бабушкином сундуке с приданым.

– Это лоскутное одеяло сшила моя прабабушка. – Бабушка бережно раскладывает лоскутки истории на кровати. Она налила Кэндес чая, и та немного успокоилась.

Я почти не говорю с моей новоприобретенной тетей. Что бы я ни сказала сейчас, во время знакомства, навсегда останется в памяти, поэтому я тщательно взвешиваю каждое слово. К тому же я до сих пор не могу как следует осознать, что происходит.

Бабушка достает стопку альбомов и начинает перелистывать страницы. На одной пожелтевшей странице она останавливается и отклеивает виниловый лист, удерживающий фотографии.

– Вот то, что я искала. Это ты. – Она протягивает фотокарточку Кэндес, которая берет ее дрожащими руками. Приложив ладонь ко рту, Кэндес качает головой. Бабушка не дотрагивается до Кэндес, вместо этого она крепко зажмуривается, чтобы удержать слезы – еще не время рыдать.

– Тебе тут тринадцать месяцев. Мне этот снимок прислала твоя… твоя мама. Тогда усыновление было закрытым процессом, как ты знаешь. Поэтому шанс увидеть свою малышку, уже не такую