Вызов принят - Табата Кисс

— Ого, ты в бутсах?

Я смотрю на свои ботинки.

— Да.

— Ты не можешь выйти на сцену в бутсах, грязный дикарь, — выплевывает он. — Сними их.

Я сгораю от нетерпения и пинаю ими стену позади нас, пока Грант снимает пиджак.

— Надень и его, — говорит он. — Ты будешь выглядеть нелепо, но это лучше, чем то, что на тебе сейчас надето.

— Спасибо, Грант. — Я набрасываю пиджак. — Я твой должник.

— Тебе повезло, что я безнадежный романтик… — Он качает головой. — После такого, мистер Янг никогда больше не пригласит меня ни на какую роль…

— Я постараюсь, чтобы это стоило твоих усилий.

— Пожалуйста, не облажайся.

— Не облажаюсь. — Я украдкой бросаю взгляд из-за занавеса на публику и нерешительно дергаюсь. — Черт возьми, там так много людей…

Грант хлопает меня по щеке.

— Мужайся, красавчик. Это твоя реплика. — Он разворачивает меня и решительно выталкивает на сцену. — Время шоу.

Я, спотыкаясь, выхожу на сцену, и яркий белый свет падает мне на лицо, мгновенно ослепляя меня своими резкими лучами. Раздается гул сбивчивых голосов, но я едва различаю их за пятнами, застилающими мое зрение.

Элиза поворачивается ко мне и застывает со смесью гнева и удивления на лице. Она изучает меня с головы до ног, ни разу не моргнув своими ледяными голубыми глазами.

О, черт.

Что, черт возьми, я делаю?

Глава 30

Элиза

ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, он делает?

Зрители ерзают на своих местах, но я вытягиваю шею, чтобы не сломать четвертую стену. Я не свожу глаз с Джуниора, стараясь не показать потрясения, но, черт возьми, что, прямо сейчас?

Грант машет мне из-за кулис, делая быстрый жест руками, призывая продолжать, но я не могу унять дрожь в каждом мускуле своего тела.

Слеза скатывается по моей щеке, и я вытираю ее.

— Все кончено, — говорю я Джуниору.

Он не колеблется.

— Я этого не принимаю.

Мои губы дрожат.

— Мне все равно, что ты примешь, — говорю я, стараясь как можно глубже вжиться в роль, но часть меня все равно выход наружу. — Все кончено, между нами все кончено. Я так больше не могу.

Джуниор, нервничая, выходит вперед, его глазам, очевидно, так и хочется посмотреть на глазеющую толпу, но вместо этого он сосредотачивается на мне.

— Ты уже пела эту песню раньше, Нора. Чем этот раз отличается от любого другого, когда ты убегала от нас за последние десять лет?

— Это… — Я делаю глубокий вдох, стараясь подавить эмоции. — Это первый раз, когда я больше думаю головой, а не сердцем. — Моя грудь сжимается, когда я чувствую каждое слово. — Это правильно для нас обоих, Дэнни. Я знаю это.

— Если это правильно… — он замолкает. — Тогда почему это кажется таким неправильным?

— Это кажется неправильным, потому что мы не знаем ничего лучшего. Тебе просто нужно немного времени, чтобы подумать об этом, как я.

— Нора, мне наплевать, что думает твоя голова, — говорит он. — Меня волнует только то, что чувствует твое прекрасное сердце. Оно чувствует то же, что и мое.

Джуниор подходит ближе, и я готовлюсь к следующей реплике.

— Я люблю тебя, — говорит он. — Я всегда любил тебя с того самого дня, как увидел, и я отказываюсь отпускать тебя.

— Одной любви недостаточно, — говорю я, и мое сердце разрывается.

— Я проведу остаток своей жизни, доказывая, что это так. — Он обхватывает мое лицо ладонями и большими пальцами вытирает слезы с моих щек. — Мне все равно, от чего мне придется отказаться. Есть только ты и я, Нора. Так будет всегда.

Он целует меня, и музыка продолжает звучать, достигая конца, прежде чем гаснет свет. Занавес опускается, вызывая внезапный шквал аплодисментов с другой стороны.

Я прерываю наш поцелуй и отталкиваю его со всей силы, что у меня есть.

— Джуниор, какого черта ты здесь делаешь?! — Я, прищурившись, смотрю на него в темноте и вижу искреннее потрясение на его лице.

— Элли, я…

Я снова толкаю его, едва заметно отклоняя его мускулистое тело назад.

— Ты хоть представляешь, насколько это было глупо?! Ты вообще думал об этом больше двух секунд?!

Он хватает меня за руки, прежде чем я успеваю нанести еще один удар.

— Элли, остановись! Нам нужно поговорить.

— Можешь не сомневаться, мы поговорим! — Я высвобождаю свои запястья и указываю на Гранта, который стоит неподалеку с остальными актерами и съемочной группой. — И ты!

— Не вини его, — говорит Джуниор, блокируя мою руку. — Это была моя идея.

— Это была твоя идея, чтобы смутить меня? Чтобы лишить меня шанса когда-нибудь снова подняться на сцену?!

— Мисс Пирс!

Я вздрагиваю от яростного рыка мистера Янга, считая секунды до того момента, когда смогу официально заявить, что мое театральное образование закончено.

— Мистер Янг, мне жаль…

Он останавливается передо мной, но тут же переводит взгляд на Джуниора.

— Что случилось? Кто ты, черт возьми, такой?

Я подавляю страх.

— Сэр, я могу объяснить…

— У тебя великолепная сценическая манера держаться, молодой человек, — говорит он, оглядывая Джуниора с головы до ног. — Не могу сказать, что ты выбрал удачный момент для демонстрации своих способностей, но я ценю упорство, когда вижу его.

Джуниор моргает.

— Спасибо!

Янг поворачивается ко мне.

— Ты держалась молодцом, Элиза. Мне нравятся актрисы, которые умеют импровизировать.

Я тяжело вздыхаю.

— Спасибо, сэр.

— Давайте все вместе позаботимся о том, чтобы завтрашние спектакли прошли так же гладко! — говорит он, обращаясь ко всей команде. — И, пожалуйста, не могли бы мы в следующий раз запереть задние двери?

Янг уходит, а я направляюсь к раздевалкам, прежде чем Джуниор успевает схватить меня снова.

— Элли…

— Уходи, Джуниор, — огрызаюсь я, сдерживая последние слезы, которые у меня еще остались. — Я же говорила тебе, что мы расстаемся.

— Разве у меня нет права голоса по этому поводу?

Я закрываю за собой дверь, но он распахивает ее, чтобы войти следом за мной.

— Нет. Я сказала это всерьез, и никакие жесты не заставят меня передумать.

Джуниор морщит лоб.

— Это что, театральные штучки? Я никогда раньше о таком не слышал.

— Убирайся.

— Нет. — Он встает чуть выше. — Я сказал тебе этот нереалистичный, дерьмовый диалог, но я имел в виду каждое его слово. Я никуда не уйду, и ты тоже. Я люблю тебя, Элли.

— Джуниор, ты… — Я глубоко вздыхаю, чувствуя острый укол вины в животе. Он понятия не имеет, во что ввязывается, потому что я была слишком труслива, чтобы сказать ему об этом. — Я должна тебе кое-что сказать.

— Я знаю, — шепчет он.

Я качаю головой.

— Нет,