Путешествие безумцев - Хелен Хамфриз

«Я думала, тебе действительно есть до меня дело».

Деревья, окутанные теплым светом, ждали последнего призыва, чтобы распуститься во всей своей зеленой красе. Довольные, толстые грачи разгуливали по пашне в поисках червей. Каждая божья тварь ждала весны, как высшего дара, более которого ей невозможно ничего желать.

Пирамида из камней, которую они сложили с Эльдоном у ворот усадьбы, стояла нетронутой. Энни нашла записку, положенную тогда, развернула и прочла то, что когда-то сама написала.

Третьего января 1866 года экспедиция под командованием Эльдона Дашелла с экипажем в составе Энни Фелан вышла для выяснения последних часов жизни двух людей из команды Джона Франклина.

Потом она достала из-под плаща то, что захватила в библиотеке по пути сюда, – пачку визитных карточек Эльдона с его фотографиями – и на полях одной из них написала:

Пятнадцатого марта 1866 года. Капитан Дашелл умер неделю тому назад. Я решила…

Мгновение она раздумывает, что выбрать: Продолжать идти? Возвращаться?

«Я решила продолжать идти», – пишет она и прячет карточку и старую записку под камнями.

После этого она возвращается в дом.

Студия совсем не пострадала от огня – только с одной стороны стекла слегка закоптились. Со времени пожара Изабель не бывала здесь, и обстановка осталась нетронутой – скамейка, солома на полу и камера на треноге словно терпеливо ждали появления маленького Гуса.

Изабель оглядывала помещение, стараясь определить ущерб, и, заметив неожиданно появившуюся Энни, внутренне напряглась. Ее рука в кармане судорожно сжимала письмо, взятое с рабочего стола Эльдона.

«Для миссис Энни Фелан и/или мистера Эльдона Дашелла» – гласила надпись на конверте. В свое время Изабель аккуратно расклеила конверт над паром и потихоньку прочла слова, выведенные почерком незнакомого ей человека.

Сэр.

В канцелярии графства мне передали Ваше письмо, в котором Вы сообщаете о некоей известной Вам Энни Фелан.

Мое имя Майкл Фелан, и я имею все основания полагать, что являюсь братом упомянутой Вами особы. Так как считалось, что все мои близкие погибли во время большого голода, Вы легко можете представить себе мою радость, ведь оказывается, надежда еще не потеряна.

Поэтому прошу Вас не отказать мне в любезности как можно скорее передать это письмо моей сестре для того, чтобы она смогла написать мне по указанному ниже адресу.

С искренним почтением, Майкл Фелан.

«Вот то, чего ты так долго ждала», – хотелось сказать Изабель и протянуть Энни это письмо.

– Пусть Тэсс остается. Я хочу, чтобы она осталась, – вместо этого сказала она.

Свет позолотил солому у ног Энни – как тогда, когда они снимали Мадонну. Энни пошевелила солому носком ботинка.

– Сними меня, – сказала она.

– Как кого? – серьезно спросила Изабель.

– Как меня, – слегка наклонив голову, Энни посмотрела на Изабель с лукавой улыбкой.

Ни слова не говоря, Изабель выбрала свежую пластинку, привычно облила ее коллодиумом, погрузила в нитрат серебра и заложила кассету в камеру. Энни встала перед камерой в выбранной ею самой позе.

«Только не уходи, – думала Изабель, настраивая объектив. – Ведь я не могу потерять еще и тебя».

Был солнечный весенний день, очень подходящий для съемки, – сегодня все получится необыкновенно ярко и отчетливо. Ясный и чистый день, когда отошли прочь прежние тревоги, когда в самый раз хотеть, надеяться и все начинать сначала.

– Отлично! – уважительно произнесла Изабель из-за камеры. – Ты теперь выглядишь словно героиня, спасительница.

Больше не было автора и исполнителя, фотографа и модели, ведущего и ведомого – в создании нынешнего образа их роли стали равнозначны.

«Сначала я была благодарна тебе за одно то, что ты замечала меня, – думала Энни. – А теперь ты не хочешь вспоминать о той ночи, когда я поцеловала тебя, а ты в ответ поцеловала меня, там, в комнате, полной вещей твоих мертвых детей, – ты хотела, чтобы этого не было, и теперь этого как не было. Пусть это будет вычеркнуто из твоей и моей жизни. Пусть будет так – ибо ты так хотела. Но сегодня, сейчас, этот миг, когда здесь не стало больше хозяйки и слуги, ведущего и ведомого, – этот миг навсегда останется со мной. Сегодня я начинаю писать свою жизнь с чистого листа. И через несколько дней я оставлю, тебя – мне надо наконец отыскать мою семью».

– Я готова, Изабель, – сказала Энни, подняв голову.

Это было то, чего она всегда боялась: что она никогда не сможет, вопреки всем стараниям, запечатлеть жизнь такой, как она есть. Вот почему все ее работы – не жизнь сама по себе, а то, что остается после, когда сама жизнь уже прошла.

Как печаль.

Как надежда.

Как любовь.

Но сама жизнь, как миг падения, слишком быстра и коротка и потому неуловима.