Все девочки взрослеют - Дженнифер Уайнер

— Не знаю. — Я ерзала на стуле рядом с Питером. — Как-то это странно. Аморально. Словно проститутку выбираем. Ой, какая миленькая!

Джой выпила чашку куриного бульона, пощипала тост и отправилась спать в половине десятого. Через пятнадцать минут мы с Питером поставили на поднос кофейник и песочное печенье и прокрались в мой кабинет. Я убрала план очередной «Звездной девушки», а Питер загрузил компьютер. Следующий час мы провели за ноутбуком, штудируя тематические объявления на сайте «Открытых сердец», который я предпочитаю называть «moms.com». Агентство условно одобрило нас и прислало код доступа. Теперь, в ожидании визита ревизора, мы могли просмотреть фотографии и биографии суррогатных матерей. Мы изучали кандидаток со смесью ужаса (в основном моего) и интереса (в основном со стороны Питера).

— Как тебе? — Я указала на хорошенькую брюнетку, чувствуя себя сводницей.

Брюнетка позировала с двумя счастливыми малышами на крыльце. Она щурилась на солнце, одной рукой обнимала сына за плечи, другой отводила челку со лба.

— Она даже немного похожа на меня.

Питер вгляделся в снимок.

— Не вижу сходства.

— Мы обе темноволосые, — пояснила я.

Он поднял бровь.

— И обе женщины.

Питер снисходительно улыбнулся.

— Да ладно, — продолжала я. — Она определенно в твоем вкусе.

— И что с того?

— По-моему, мать нашего ребенка должна вызывать у тебя сексуальное желание. Теоретически.

— Возможно.

Питер был, как всегда, покладист. Он вытянул перед собой длинные ноги.

— Но поскольку речь идет о моей сперме и твоей яйцеклетке, она должна вызывать желание и у тебя, не так ли? — заметил он.

— Ха! — Я глянула на фотографию брюнетки. — Это все меняет.

Муж улыбнулся, отчего складки вокруг рта стали глубже.

— Кэнни, Кэнни. Неужели мы действительно на это решились?

Я была на взводе, словно выпила десяток эспрессо. Испытывала страх, возбуждение и глубокое замешательство.

— Вроде того.

Мои пальцы забегали по клавиатуре. На экране мелькали десятки женских лиц и псевдонимов. Я остановилась и засмеялась — женщина позировала в футболке «Готова вынашивать за еду». Затем я вернулась к самой первой кандидатке.

— Двадцать девять лет, каштановые волосы, карие глаза, положительный опыт. — Я открыла объявление целиком и прочла вслух. — «Мой первый опыт суррогатного материнства оказался фантастическим! Я родила прелестного, здорового малыша весом девять фунтов две унции без каких-либо осложнений или обезболивающих препаратов…»

Я откатилась от компьютера, чтобы муж не заметил, как меня укололи слова «прелестного», «здорового» и «без осложнений». Но разумеется, Питер все понял. Он взял меня за подбородок и повернул лицом к себе.

— Все в порядке? — спросил он.

— Конечно! — отозвалась я.

Должно быть, получилось убедительно, потому что Питер поставил локти на стол и сосредоточился на экране.

— Она обещает приехать для переноса.

Я содрогнулась.

— О господи! Какой еще перенос? Я думала, это что-то из области психоанализа. Погоди. — Я достала словарь. — «Перенос оплодотворенной яйцеклетки». Хм.

Я прокрутила страницу до следующего объявления.

— С ума сойти! «Привет. Я двадцатитрехлетняя белая женщина, живущая в Денвере, мать двоих детей. У меня светлые волосы и голубые глаза, и у обоих моих детей большие голубые глаза, как у меня. Не курю, не пью и не собираюсь. Хотя я больше не живу с отцами своих детей, я веду порядочный образ жизни и ужасно хочу помочь другой семье принести в мир новую жизнь».

— Шира, — прочла я. — Ее зовут Шира. Разве женщины по имени Шира не все стриптизерши?

— Полагаю, не все, — ответил муж.

Я встала и подошла к книжным полкам, изучая фотографии в рамках: наша свадьба; Нифкин, Питер и Джой на пляже; Нифкин с маленькой «тарелочкой» в зубах; Джой с полоской солнцезащитного крема на носу.

— Не знаю. Это так странно! Платить незнакомой женщине, более бедной, чем мы. Будто служанку нанимаем. Так нельзя. Родить ребенка — не постирать белье или вымыть посуду. Я еще помню, как это.

Я вытерла глаза, даже не пытаясь притвориться спокойной. Питер встал и положил руки мне на плечи. Я отвернулась от него к окну.

— И где гарантия, что она не передумает? — Я снова села на стул перед компьютером, — Эта пишет, что решение о прерывании в случае плохого скрининга или амниоцентеза[78]будут принимать ГР. «Мне не все равно, но это решение ГР, а не мое». Что еще за ГР?

Питер нажал одну ссылку, потом другую.

— Генетические родители, — пояснил он.

— Генетические родители, — повторила я и прижала ладони к коленям.

Я представила, что это мне двадцать три, это я живу в Колорадо с двумя голубоглазыми малышами, работаю и учусь в колледже, пока мама сидит с детьми. И тут мне звонят или присылают электронное письмо богатые «старики», живущие за две тысячи миль. Они хотят арендовать мое тело, как ячейку в камере хранения. Буду ли я любить ребенка, которого выношу? Возненавижу ли людей, которые его отберут? Я расправила плечи.

— Кого бы мы ни выбрали, сколько бы она ни запросила, считаю, что нужно удвоить сумму.

Питер внимательно посмотрел на меня.

— Почему?

— Потому что они просят слишком мало! — Я указала рукой на экран. — Все до единой! Это стоит намного дороже! Отдать ребенка…

— Но он будет наш. Биологически, — возразил Питер.

— Биологически!

Бессмысленное слово. Ребенок есть ребенок. Я не верю, что можно девять месяцев вынашивать плод и не считать его своим. Я покачала головой, против воли вспоминая свое прошлое. Врач пришел в палату и сообщил, что мне удалили матку. У него был белый халат с кофейным пятном на рукаве и добрые усталые глаза. «Простите, — сказал он. — Мы сделали все, что могли». Я смотрела на него с больничной койки. В голове еще толком не прояснилось. Казалось, Бог лично выскреб мне внутренности ложкой для дыни. «У меня больше не будет детей?» — пролепетала я тонким голосом. «Простите», — еще раз извинился врач. Я не понимала, как отчаянно хочу быть матерью, пока не узнала, что больше не способна на это.

— А если у нее возникнут осложнения? Как у меня? — Мой голос треснул. — Как возместить женщине то, что у нее больше не будет детей?