Высматривая путь. Том II - Борчанинов

А если вдруг станет зябко, то он наверняка придумал бы как им согреться и утомиться, чтобы сон был покрепче. Мысли тут же вернулись на берег Понтара. Кажется, что он до сих пор слышит ее громкие, несдержанные стоны и постоянно сбивающиеся дыхание. Неосознанно прикрыв глаза, он сдавленно выдохнул, вспомнив какие полные и налитые у Фредерики груди, а еще на вкус она оказалась кисло-сладкой, словно лесная ягода. Кончики пальцев начало покалывать, ровно так же, как и тогда, когда они прикасались к ее нежной коже. После ее чудных занятий с Кейрой, Дера и впрямь стала будто наэлектризованная. Не такая как Трисс, но все же странные ощущения от прикосновений были.

От мыслей о Меригольд у Эскеля свело челюсти, а внезапный порыв ветра, что ударил в лицо разметав короткие пряди по лбу, окончательно отрезвил. Ему определенно нравилось подтянутое тело чародейки и ее выпуклости, что были до такой степени идеальные, будто их выточил самый искусный скульптор Континента. Но они не вызывали у него такого ошеломляющего, животного желания, в отличие от весьма обычной, можно сказать даже — «слишком женственной» фигуры Фредерики. Аппетитные широкие бедра, длинные, ровные ноги, изящный изгиб талии, небольшая складочка внизу живота и ее груди. Боги, ему казалось, что он мог трогать их постоянно. Упругие, большие, со вздернутыми вверх розовыми сосками. Они так и манили его. Да черт возьми, он ведь был не только ведьмаком, а полноценным, зрелым мужчиной со своими вкусами и совершенно естественными потребностями. И если это было естественно, то почему он должен этого стесняться?

Из нелегких раздумий его вывел ливень, что хлынул стеной. Стало совсем темно, а гроза переросла в настоящий ураган. Ветки, от порывов ветра, громко трещали над головой, листья кружились и тут же опадали из-за тяжелых капель, а сам ведьмак, в мгновение ока, промок до нитки. И как же хорошо, что Дера остригла его отросшие волосы. Теперь они облепляли лоб, уши и немного шею, но обзор не закрывали и неприятного ощущения, словно натянул на голову шапку — не вызывали. Василек замедлил шаг и жалобно всхрапнул.

— Знаю, друг, знаю, — шепнул Эскель даже и не надеясь, что из-за шума дождя конь его услышит.

Вместе с тем, несмотря на весь дискомфорт, сухолюбивое животное медленно двигалось туда, куда направлял всадник. И ведьмак был благодарен ему за это, и за то, что тот не показывал характер. Ведь у него не было ни времени, ни желания усмирять взбрыкивающего коня.

Пещера появилась перед глазами очень неожиданно. Хотя, это скорее был грот, судя по широкому, темному входу. Решая разобраться с местными обитателями, ежели таковые имеются, по мере надобности, он направил Василька к новоиспеченному убежищу и мысленно не забыл поблагодарить удачу, что не повернулась к нему задом в такой неподходящий момент.

А как на голову перестало капать, Эскель спрыгнул с коня, взял его за поводья и повел в, скрытые тьмой, недра грота. Внутри было темно, но не настолько, чтобы ведьмак ощущал дискомфорт. Тряхнув головой на манер Василька, он смел с лица оставшуюся влагу и резко остановился, так как в глаза ему ударил мягкий свет. Хоть после тьмы он таковым не показался. Прикрывшись предплечьем, мужчина сделал еще один шаг и остановился окончательно.

— Гость! Пугг, гость! Возьмак, настоящий! — донеслось откуда-то справа.

А как глаза пообвыкли, Эскель нахмурился, присмотревшись. Перед ним, освещенный двумя факелами, что он непостижимым образом смастерил из камней и сухой травы, стоял самый настоящий лесной тролль. Хотя «факелы» — это громко сказано. К тому же они уже догорали. Сам тролль, был локтей шесть в высоту, с темно-синей кожей, маленькими голубыми глазками, словно пуговками, впалым носом и большими острыми ушами. На вид весьма грозный. Но, пока что, это исключительно, на вид. Однако, что этот самый тролль делает в пещере — непонятно. Может от дождя прячется? Но судя по тому, как обжита округа, он вполне себе мог тут жить.

— Здравствуй, Пугг, — мужчина смахнул со лба мокрые пряди и поднял ладонь вверх.

— Здарастуй, возьмак! Что тут делать возьмак? Настоящий! Живой!

Эскель пока не понял такого воодушевления, но решил, что разумней быть всемерно дружелюбным. В отличие от Ламберта, он старался троллей не трогать. По возможности, конечно. Иногда эти тупоголовые сами на него кидались, и уж тогда выбора особо не было. Но тут, покамест все шло гладко. Никто не пытался голову камнем проломить — уже неплохо.

— Ты здесь живешь? — не зная с чего начать, он решил, до поры до времени, просто поддержать разговор.

— Пугг живет. Здесь живет.

Тролль потоптался на месте, посуетился словно порядочный хозяин, а когда понял, что кроме дырявого котла и горсти дров, которые он уже битый час пытался превратить в костер, ничего толком и нет, поуспокоился. Эскель устроил коня неподалеку, но на таком расстоянии, чтобы пещерный обитатель не покусился на него. А то он уж заметил, какие взгляды, своими маленькими глазками, тот бросал на несчастного, мокрого Василька. Затем осмотрел своего вынужденного соседа с ног до головы и задумчиво хмыкнул. Ну что же, раз сегодня ему предстоит ночевать с чудовищем под боком, а не с Дерой, то так тому и быть.

— Пугг не угостить. Возьмак голодный, — тролль, уж больно по-человечески, вздохнул явно расстроившись.

— Я могу тебя угостить, — отозвался Эскель, подойдя ближе и стаскивая с рук мокрые перчатки. — Но сначала, давай разведем костер, чтобы согреться было как.

— Пугг сделал огонь. Вот, — он кивнул в сторону догорающих факелов и горделиво почесал лапой желтоватое брюхо.

— Да ты тот еще умелец, Пугг, — хмыкнул ведьмак и встал на одно колено.

Сложил пальцы в знак Игни, осторожно поднес руку к дровам и немного подержал ее над ними, чтобы те подсохли. С одеждой, конечно, так не получалось. Страшно вспоминать, сколько рубах он таким образов извел. Ткань отчего-то загоралась гораздо резвее дров. На это потребовалось не больше пары мгновений. И только потом, он щелкнул пальцами вызвав искру, а за ней маленький язычок пламени, который неуемно старался разрастись до размеров полноценного костра.

— Колданство! Возьмак! Покажи еще! — тролль даже захлопал в ладоши и принялся нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.

Эскель удивленно вскинул брови, но отказываться не спешил. С разумными чудищами всегда было так: ходишь по очень тонкой грани и порой достаточно одного неверного слова, чтобы вызвать у того волну гнева, после которой обязательно последует потасовка. А он сейчас был уставший, мокрый, голодный и заведенный из-за того, что вместо того, чтобы обжиматься