Карнавал Хилл - Кэролайн Пекхам

ее попка прижалась к моему твердому члену, заставляя нас обоих застонать. Я скользнул рукой по ее правой груди, сжимая и обводя большим пальцем ее твердый сосок сквозь кружево лифчика. — Я чувствую тебя, даже когда тебя нет рядом. Но когда ты здесь, это чувство не покидаем меня ни на одну гребаную секунду. — Я провел свободной рукой по ее животу, заставляя ее глубоко вдохнуть, когда провел пальцами по внешней стороне ее трусиков, и ее бедра слегка дернулись от желания.

— Я — преступление, которое ты хочешь совершить, — прорычал я, пока она тихо всхлипывала, жаждая большего. — И ты знаешь, что, поддавшись ему, ты будешь совершать его снова и снова, потому что тебе будет так чертовски приятно грешить со мной.

— Фокс, — наполовину простонала, наполовину взмолилась она, и у меня встал для нее так сильно, когда она произнесла мое имя таким тоном, что это практически причинило боль.

Я скользнул пальцами вниз по ее клитору через трусики, и у нее вырвался пьянящий стон, когда я обвел его один раз, давая ей понять, насколько это может быть приятно.

— Фокс, подожди, — выдохнула она, протягивая руку назад, чтобы обнять меня за шею, а ее бедра раскачивались, пытаясь заставить меня опровергнуть ее жалобы. — Мы не можем. Я не могу быть полностью твоей.

Я потянул ее за сосок, и она издала горлом отчаянный звук, впившись ногтями в мою шею.

— Перестань, — выдохнула она.

— Перестань наслаждаться этим, — возразил я.

— Я не твоя, — сказала она с придыханием. — Это не делает меня твоей.

— Я касаюсь только твоего лифчика и трусиков, детка, так что, по моему, это не считается, — сказал я, наклоняясь, чтобы укусить ее за шею достаточно сильно, чтобы оставить на ней отметину.

— Ты серьезно? — требовательно спросила она, выгибая спину, и все ее тело ожило для меня. Это было так чертовски приятно, и моя голова была так далеко. Я так сильно нуждался в ней. И мне нужно было, чтобы она знала, на что похож этот огонь между нами, когда мы подливаем в него бензин.

— Я серьезно, — твердо сказал я, убирая руку с ее груди и дергая ее за волосы, чтобы заставить ее посмотреть на меня через зеркало и увидеть правду в моих глазах. Она закусила нижнюю губу, а я провел средним пальцем вверх-вниз по ее клитору, ее бедра подхватили это движение, и она попыталась украсть поцелуй с моих губ. Я не позволил ей этого сделать, крепче сжав ее волосы. Это было для нее. И она должна была наблюдать за каждой секундой.

Я наклонил ее подбородок, чтобы она смотрела на мою руку на своей киске, а затем опустил другую руку и сжал ее грудь в крепком, собственническом захвате. Она вздрогнула, прислонившись ко мне спиной, и, клянусь, я почувствовал жар в ее венах, электричество, заряжающее каждую частицу ее плоти.

Мне нужно было, чтобы ей было хорошо со мной, мне нужно было, чтобы она поняла, почему мы идеально подходим друг другу, даже если я все еще не мог по-настоящему обладать ею. Я провел большим пальцем по ее соску, заставляя ее снова застонать для меня, и она выгнулась мне навстречу, задыхаясь, распадаясь на части для меня. Я быстрее задвигал пальцами по ее клитору, и она снова простонала мое имя, заставив меня издать звериное рычание, удерживая ее в вертикальном положении.

Она задрожала и откинула голову назад к моему плечу, и я переместил руку с ее груди к ее рту, заглушая ее крик, когда она кончала для меня, и чувствуя тепло ее дыхания на моей ладони, заставляющее мой член пульсировать в отчаянии. Боже, мне было чертовски приятно иметь ее вот так. Клянусь, я бы умер счастливым, если бы смог сделать ее своей хотя бы на час.

Когда ее плечи расслабились, я скользнул пальцами вниз между ее бедер, с ухмылкой потирая рукой мокрое пятно на ее трусиках, а моя голова гудела от того факта, что я сделал это с ней.

Ее щеки вспыхнули, когда я отпустил ее, и она повернулась ко мне, вздернув подбородок. — Ты клянешься, что это не учитывалось в твоих иллюзиях, что я твоя? — потребовала она, и я криво усмехнулся ей, рисуя крест у себя на сердце.

— Клянусь, детка.

— Хорошо. — Она подошла к моему шкафу, схватила одну из моих футболок и исчезла в ванной, пинком захлопнув за собой дверь.

Секундой позже заработал душ, и я посмотрел на Дворнягу, который свирепо смотрел на меня, и закатил глаза, прежде чем снять туфли, носки и брюки и забраться в постель.

Я наклонился, чтобы открыть ящик своей тумбочки и вытащить новую игрушку, которую купил для маленького ублюдка. Это была чайка с пищалкой внутри, а поскольку он обожал гоняться за чайками и недавно уничтожил утиную версию точно такой же игрушки, я был совершенно уверен, что собираюсь купить себе обратный путь к его благосклонности.

— Что это? — Я спросил его, встряхивая игрушку и несколько раз сжимая ее, чтобы заставить его уши встрепенуться. Он переводил взгляд с меня на нее, и я торжествующе ухмыльнулся, встряхнув ее еще пару раз, а затем бросил ему.

Плюшевая чайка шлепнулась о его мордочку, когда он не предпринял никакой попытки поймать ее, а затем с мягким стуком упала с кровати.

Дворняга свирепо посмотрел на меня, и я фыркнул на него в ответ.

— Серьезно? — Спросил я. — Это почти точная копия твоей любимой! К тому же это долбаная чайка — чего еще ты от меня хочешь, пес?

Дворняга склонил голову набок, глядя на меня, а затем спрыгнул с кровати. Я победоносно улыбнулся, когда он взял новую игрушку, наблюдая, как он подбежал с ней к двери, прежде чем бросить ее и помочиться на нее. Затем он повернулся спиной и пнул ее лапами, как будто пытаясь отбросить, и быстро свернулся калачиком на сброшенном платье Роуг, не удостоив меня больше взглядом.

Маленький засранец.

Я ворчал на него, называя его мудаком, в то время как он продолжал игнорировать меня, и мне пришлось встать с кровати, чтобы вытереть с пола чертову лужу и бросить новенькую игрушку в стиральную машину.

К тому времени, как я вернулся в свою комнату, маленький ублюдок тихо похрапывал, как будто пребывал в полной идиллии со всем миром.

— Я должен просто отправить тебя в приют, потому что ты вечно гадишь дома, — проворчал я, и, клянусь, он пукнул на меня с вызовом.

Прежде чем я успел еще больше разозлиться