Развод. Пусть горят мосты - Стася Бестужева

— Это просто оптимизация налогов, — говорил он, когда я однажды спросила о каких-то непонятных документах на его столе. — Все так делают. Ничего противозаконного.

Оптимизация. Как же. А что, если это было не оптимизация, а откровенное мошенничество?

Достаю телефон, набираю номер Сергея Леонидовича. Он отвечает после третьего гудка.

— Елена Викторовна? Что-то случилось?

— Мне нужно срочно встретиться, — говорю, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — У меня появилась информация. Возможно, очень важная.

— Могу принять вас через час. Что-то серьёзное?

— Возможно, уголовно наказуемое, — отвечаю и слышу, как он присвистывает.

— Тогда приезжайте немедленно.

Офис Сергея Леонидовича встречает меня привычной атмосферой солидности и порядка. Он выслушивает мой рассказ о разговоре с Андреем, не перебивая, иногда делая пометки в блокноте.

— Интересно, — говорит он, когда я заканчиваю. — Очень интересно. Если это правда, у нас появляется серьёзное оружие.

— Но как это может помочь в деле об опеке? — спрашиваю я. — Даже если Павел уклоняется от налогов, это не делает его плохим отцом в глазах закона.

— Не совсем так, — Сергей Леонидович встаёт, начинает ходить по кабинету. — Если мы докажем, что ваш муж совершает экономические преступления, это серьёзно подорвёт его репутацию как "порядочного семьянина". Суд будет учитывать моральный облик каждого из родителей.

— Но как доказать? — я чувствую одновременно надежду и страх. — У меня нет доступа к документам его компании. А обвинения без доказательств...

— Могут обернуться против вас, — заканчивает он. — Да, это палка о двух концах. Если мы выдвинем обвинения в налоговых махинациях и не сможем их доказать, Павел представит это как очередное проявление вашей "неадекватности" и "склонности к параноидальным фантазиям".

Сергей Леонидович возвращается за стол, смотрит на меня серьёзно.

— Елена Викторовна, вы готовы к тому, что может потребоваться? К тайному сбору информации, к риску? Потому что если мы начнём это расследование, обратного пути не будет.

— А что конкретно может потребоваться? — спрашиваю, хотя уже догадываюсь.

— Документы. Записи разговоров. Доказательства двойной отчётности. Всё то, к чему у вас теоретически есть доступ как у жены, но что Павел наверняка тщательно скрывает.

Думаю о домашнем кабинете Павла. О его компьютере, который всегда заперт паролем. О сейфе, код которого я не знаю. О его телефонных разговорах, которые он ведёт за закрытыми дверями.

— У меня нет доступа к его документам, — признаюсь я. — Он очень осторожен.

— Но вы живёте в одном доме, — напоминает Сергей Леонидович. — Слышите его разговоры, видите, кто к нему приходит, знаете его привычки. Иногда самая ценная информация лежит на поверхности — нужно только уметь её заметить и зафиксировать.

Он достаёт из ящика стола маленькое устройство — диктофон размером с монету.

— Это может пригодиться, — говорит, протягивая мне. — Но будьте очень осторожны. Если Павел поймёт, что вы собираете на него компромат... он может стать опасным.

— Опасным? — переспрашиваю я. — В каком смысле?

— В том, что люди, которые идут на экономические преступления ради наживы, редко останавливаются перед другими методами защиты своих интересов. Клевета, запугивание, провокации... всё это может быть использовано против вас.

Беру диктофон, он холодный и тяжёлый в ладони. Такая маленькая вещь, а может изменить исход всей битвы за детей.

— Что мне делать в первую очередь? — спрашиваю.

— Начните с наблюдения, — советует Сергей Леонидович. — Записывайте всё подозрительное. Даты, время, участников разговоров, их содержание, если удаётся услышать. Фиксируйте визиты незнакомых людей. Обращайте внимание на документы, которые он может случайно оставить на виду.

— А если он заподозрит?

— Тогда немедленно прекращайте. Ваша безопасность важнее любых доказательств.

Выхожу из офиса адвоката с тяжёлым сердцем. С одной стороны, появилась надежда на оружие против Павла. С другой — предстоит превратиться в шпиона в собственном доме. Следить за мужем, записывать его разговоры, искать компромат.

Но разве у меня есть выбор? Павел уже использует против меня все доступные средства — ложь, клевету, подкуп свидетелей. Почему я должна играть по правилам, когда он их грубо нарушает?

Дома меня встречает привычная тишина. Дети ещё в школе, Павел на работе. Иду в его кабинет, останавливаюсь на пороге. Здесь всё, как всегда — аккуратный стол, заперт компьютер, стеллажи с папками документов.

Подхожу к столу, осторожно открываю ящики. В основном обычные вещи — ручки, скрепки, блокноты. Но в нижнем ящике, под стопкой бумаг, нахожу телефон. Старый, простенький, явно не основной. Включаю его — разряжен.

Зачем Павлу второй телефон? И почему он его прячет?

Возвращаю всё на место, выхожу из кабинета. В голове крутятся мысли. Если у Павла есть секретный телефон, значит, он ведёт переговоры, которые не хочет светить в основном устройстве. Возможно, именно через этот аппарат он обсуждает свои налоговые махинации?

Вечером семейный ужин проходит в обычной атмосфере. Павел рассказывает детям о своём дне, спрашивает об их успехах в школе. Идеальный отец семейства. Но я теперь смотрю на него другими глазами, ловлю каждое слово, каждый жест.

— Завтра поздно вернусь, — говорит он, когда дети поднимаются к себе. — Важная встреча с партнёрами из Москвы.

— Какие партнёры? — спрашиваю, стараясь звучать непринуждённо.

— По новому проекту, — отвечает он коротко. — Жилой комплекс в Сокольниках.

Ложь? Или правда? Теперь я не уверена ни в чём, что говорит Павел.

После того как он ложится спать, жду ещё час, потом тихо спускаюсь в кабинет. У меня есть зарядка от этого типа телефона — случайно нашла её в ящике на кухне несколько месяцев назад. Подключаю найденный аппарат к зарядке, прячу его за стопку бумаг.

Завтра, когда Павел уедет на встречу, я изучу его содержимое. Возможно, найду ответы на свои вопросы. А возможно, открою ящик Пандоры, последствия которого изменят нашу жизнь навсегда.

Но я готова к этому. Потому что в войне, которую объявил мне Павел, все средства хороши. И если он думает, что я буду стоять в стороне, пока он разрушает мою репутацию и отбирает детей, он глубоко ошибается.

Пусть горят мосты. Но горят они