Пораженные - Р. Д. Бейкер

чтобы выблевать конфеты и туалетную бумагу на соседской елке. Но мне нравились украшения. Моя мама делала наше крыльцо таким красивым. Не с паутиной и скелетами, а с красивыми венками на тему урожая, которые сделала сама, и большими фонариками, на которых мой папа вырезал замысловатые узоры. Мне нравилось это.

Затем наступает ноябрь, и становится так холодно, что я уверена, что пойдет снег. Может быть, в этом году у нас будет снежное Рождество. Еще один праздник, который мы больше не отмечаем.

Этим особенно холодным утром, всего за несколько дней до Дня благодарения, я сижу, засунув руки в рукава, натянув свитер до подбородка, и смотрю, как с темного неба льет дождь. Я жду, что в любую секунду дождь превратится в мокрый снег.

— Привет, Джулс.

Я оглядываюсь через плечо в направлении голоса и смотрю прямо в глаза Сайласу. Я спускаю ноги со скамейки, поворачиваясь к нему.

— Ну, привет. Я думала, я тебе больше не нравлюсь. — Я криво улыбаюсь ему. — Ты давно со мной не разговаривал.

Он выглядит застенчивым, убирая темные волосы со лба татуированной рукой.

— Извини за это. — Он поднимает черную спортивную сумку, его грудь слегка выпячивается, как будто он действительно гордится. — Но у меня есть кое-что, что, как мне кажется, может тебя подбодрить.

Я поднимаю бровь.

— И что же это такое?

— Пойдем со мной, и ты узнаешь.

Я больше не задаю вопросов, слишком довольная тем, что снова оказалась в его присутствии, чтобы беспокоиться о том, что находится в этой черной сумке. Я следую за ним через двор, торопливо пробираясь под проливным дождем. Мы проходим мимо кухни и административного корпуса, огибаем несколько складских помещений и направляемся прямо к ряду аккуратных желто-белых домиков.

— Ты заберешь меня к себе? — спрашиваю я, хихикая.

Он улыбается мне через плечо.

— У тебя есть место получше?

Я поднимаюсь по ступенькам следом за ним, и он открывает дверь в милую маленькую комнату. Посередине стоит большая кровать, а перед огороженным металлическим камином кресло. У противоположной стены расположен письменный стол с большим стулом, рядом с которым находится книжная полка, заставленная книгами.

Я снимаю мокрый свитер и подхожу к книжной полке.

— Ты любишь читать?

— Да, всегда любил. Думаю, ты тоже, раз ты — дочь учителя английского и все такое.

— Это точно. Книги в подарок, на каждый день рождения. — Я указываю на полку. — Не возражаешь, если я взгляну?

Он машет мне рукой.

— Конечно, нет.

Я просматриваю корешки, читаю названия, некоторые мне знакомы и о некоторых я никогда не слышала. На одной из полок лежит выцветший полароидный снимок под старой кассетой. Я не могу разобрать многого, но похоже, что это очень молодой Сайлас с симпатичной рыжеволосой девушкой. Они оба смеются. На кассете черной ручкой выведены слова «Для Гарри» и два неровных маленьких сердечка.

— Кто это на фотографии? — спрашиваю я.

Удар сердца, секундная заминка, во время которой воздух почему-то становится тяжелее. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и его глаза устремлены вниз.

— Она была моей лучшей подругой в детстве.

Его голос немного напряжен, и легкое подергивание его челюсти говорит мне, что, возможно, мне не стоит настаивать на этом, не тогда, когда мы только что с трудом нашли способ вернуться друг к другу. Вместо этого я подхожу к нему и осматриваю все, что он разложил на столе.

— У тебя есть принадлежности для рисования? — я смотрю на него с благоговением. — Как тебе это удалось?

— Я отправил специальный запрос в один из семейных центров, — отвечает он. — Они прислали мне кое-что, очевидно, излишки.

Я смеюсь, наклоняюсь, чтобы открыть блокнот, пробегая пальцами по плотной бумаге.

— Это потрясающе, — я улыбаюсь ему. — Мы собираемся рисовать вместе?

— Ну, погода дерьмовая, и мне не хочется идти в спортзал, так почему бы и нет?

Не раздумывая, я обнимаю Сайласа и крепко сжимаю его в объятиях.

— О боже мой, спасибо тебе!

Я понимаю, когда он напрягается, что, возможно, это была плохая идея, не после того, как мы задыхались друг от друга в грузовике несколько недель назад. Я быстро отпускаю его и делаю шаг назад.

— Извини, я просто взволнована.

— Все в порядке.

Он снова одаривает меня своей сногсшибательной улыбкой и расстегивает рубашку цвета хаки, стягивая ее с рук. Под ним на нем обтягивающая белая футболка, из-за которой его загорелая кожа кажется еще темнее. Он проводит рукой по своим влажным волосам, зачесывая их назад, и выглядит достаточно аппетитно, чтобы его можно было съесть.

Он замечает, что я смотрю на него, и его взгляд опускается к моим губам.

— Я хотел извиниться, — медленно произносит он. — За то, что случилось в грузовике.

— Тебе не нужно извиняться за это.

— Я не хотел ставить тебя в неловкое положение.

Я быстро качаю головой.

— Ты этого не сделал. На минуту я растерялась, но и только.

— Я тоже. — Его глаза снова скользят по моему лицу, чтобы встретиться с моими. — Они хотят, чтобы мы проводили время вместе. Я имею в виду начальство. Они думают, что это хороший ПИАР. Заставить людей снова доверять нам.

— Хороший ПИАР?

— Да. Они думают, что это хорошо, что мы… друзья.

— Друзья, значит?

— Да, друзья.

Его язык касается одного из клыков, как будто он обдумывает это слово. На долю секунды его взгляд опускается к моим губам, и я думаю, что он собирается придвинуться ко мне ближе. Но затем он отрывает взгляд от моего лица, берет блокнот и коробку карандашей и протягивает их мне.

— Вот, садись, где тебе нравится.

— Раньше я рисовала на кровати. Лежа на животе, мне всегда было удобнее всего.

Кадык у него ходит вверх-вниз по горлу, когда он сглатывает.

— Тогда чувствуй себя как дома.

Я ложусь на его кровать, открываю лежащий передо мной блокнот и достаю карандаш из коробки. Я смотрю в окно на деревья, которые колышутся на поднявшемся ветру, на опадающие листья и прикладываю кончик карандаша к бумаге.

Сайлас разворачивает кресло так, чтобы оно было обращено к кровати, и садится, раскрыв блокнот на коленях. Его карандаш царапает по бумаге, и он время от времени поднимает на меня глаза, прищуриваясь и наклоняя голову.

Я рисую оконную раму, шторы с обеих сторон и смотрю на него.

— Ты рисуешь меня? — я спрашиваю я через некоторое время.

Он улыбается своей бумаге, его рука продолжает двигаться.

— Что еще я мог бы нарисовать?

Я приподнимаюсь на локтях, как будто пытаюсь что-то разглядеть.

— На мне есть одежда?

Уголки его рта