Наследница царицы Савской - Индия Эдхилл

У нее самой тело наполовину звериное, и она скрывает его. Плотные покрывала всегда прячут ее от мужских глаз».

С каждым новым пересказом слухи становились все безумнее, пока не оказалось, что царица Савская влиятельнее самых могучих царей, а красота ее превосходит человеческую. Что же касается богатств, которые она везла с собой, – «столько золота, что и не взвесишь, столько драгоценных камней, что не сосчитаешь. Столько ладана и мирры, что можно заполнить весь храм от пола до потолка. Жемчужины величиной с павлиньи яйца, рубины – с женское сердце». Вот какие безумные выдумки передавались из уст в уста.

А сама царица… «Наполовину джинн, наполовину столб пламени. Умна, как сфинкс». Даже ее титулы звучали, словно золотые колокольчики: царица Южной страны, царица Утра, царица Земли Пряностей.

И, хотя в отцовском гареме собрались женщины из всех царств мира, от Мелита и Египта до далекой Колхиды, прибытие царицы Савской и ее свиты обещало затмить всех, кто когда-либо входил в широкие восточные ворота Иерусалима. В день, когда царь Соломон и царица Савская ехали по городу во дворец, на крышах и улицах собралось столько людей, что в этой давке никто не мог сдвинуться ни на шаг, пока процессия не исчезла из виду. И, хотя царицу действительно окутывало плотное покрывало, собравшиеся посмотреть на нее не разочаровались.

– Ведь она была закутана в ткань, золотую, словно солнце. А лицо ее скрывала маска из жемчужин, – рассказывала Нимра, которую я отправила на разведку, когда царица еще не успела скрыться от любопытных глаз в Малом дворце. – Руки ее разрисованы хной, а ногти позолочены.

– А ноги? – спросила я.

Судя по одному из самых безумных слухов, у царицы Савской были не женские ступни, а копытца наподобие козлиных.

– На ней золотое покрывало до земли, – ответила Нимра, – так что придется нам подождать. Если у нее действительно копыта, наверное, она их покрывает позолотой, как ногти.

– Наверное, – ответила я, и мы рассмеялись.

На самом деле я не верила, что у царицы есть копыта, но мало ли что возможно в землях, где женщины правят мужчинами, а деревья сочатся благовониями для богов…

Билкис

Хотя Билкис и не ожидала этого, Иерусалим с первого взгляда произвел на нее впечатление. Большой город привольно раскинулся на холмах, окруженный высокой и толстой стеной, а венчало его здание, так богато отделанное золотом, что в свете полуденного солнца оно горело, словно костер.

– Это храм, – пояснил царь Соломон.

Он подмечал все, что ее интересовало. Теперь он называл все большие здания, которые привлекали ее внимание.

– Храм царя Соломона… Я слышала, так его называют.

Она улыбнулась, переводя взгляд на царя. «Улыбка у него на губах, но не в глазах. Почему же?» Царица понимала, что ей не следует упускать даже то, что может показаться незначительным.

– Так его называют потому, что я воплотил планы моего отца. Он мечтал о храме.

«Значит, это не твоя мечта?» Она смотрела на храм, сияющий золотом впереди.

– Он великолепен. И город красив.

Это тоже удивило ее. Даже издалека и впрямь было видно, что новый и полный надежд город кипит жизнью.

– Да, Иерусалим красив. Бóльшая его часть новая – построена во времена отца. Он завоевал дряхлеющий городок и расширил его, превратив в новую столицу.

– Город Давида. Золотой Иерусалим.

И снова она увидела, что царь Соломон улыбается одними губами.

– Да, Город Давида. Мой отец умел покорять не только города, но и сердца людей.

– Особенно женские – так мне рассказывали.

– Конечно. Как же иначе? Давид был героем, искусным на войне и в любви. – Тон Соломона ничего не выражал.

И тогда ей стало ясно: «Если отец – герой, это тяжелая ноша для мужчины». Настала ее очередь улыбнуться и заговорить весело:

– Да, мы в Савском царстве и то слышали о царе Давиде. А теперь – о царе Соломоне. Твоя страна рождает великих мужчин.

– А твоя – мудрых женщин.

Она склонила голову, принимая комплимент.

– Значит, это храм. А царский дворец, наверное, так же великолепен. Или почти так же?

– Почти так же, – согласился он, и они продолжили путь по широкой дороге, ведущей через долину к холму и распахнутым воротам Города Давида.

Она не пожалела сил и средств, чтобы показать величие Савы при дворе Соломона. Точно так же и царь ничего не пожалел, чтобы хорошо принять свою царственную гостью. Он отдал ей Малый дворец, который она могла считать своим до конца своего визита.

– Который продлится долго – этого хотел бы царь Израиля, – сказал Соломон.

– Желания царя редко остаются неудовлетворенными, правда? – ответила она.

Сама Билкис больше всего волновалась о том, чтобы ее визит не показался долгим. «Три дня в неспокойном доме тянутся дольше, чем три года, проведенные там, где тебя любят». Ей пришлось признать, что Малый дворец выглядит очаровательно. Его старинные колонны были скорее крепкими, чем изящными, а комнаты – скорее уютными, чем просторными. И даже подновленная стенная роспись повторяла стиль прошлого: лилии, вытянувшиеся по струнке, как часовые, ласточки, летящие стройными рядами над несгибаемыми желтыми цветами.

Дворец успел разрастись и занимал теперь половину вершины холма, а самая старая постройка, Малый дворец, превратилась в отдельный мир, убежище от придворной суматохи. Билкис еще и полдня не провела в массивных стенах Иерусалима, но уже успела понять, что оно ей очень понадобится.

И пусть Иерусалим стал главным рынком для всех стран, а его царь – главным торговцем мира, но город еще не успел впитать изысканность, а дворцовые стены – свежую краску. Израиль, столь юное царство, что самые старые его жители помнили коронацию первого царя, все еще не обрел равновесия. Постоянно вспыхивали споры между старым и новым, и двор царя Соломона, известный далеко за пределами Израиля, кипел от бесконечных стычек, словно загон с петухами.

– …а этот дворец выстроил их великий Давид, когда покорил город. – Внимание Билкис привлек ироничный тон Хуррами, и она прислушалась. – У них тут считается великой честью, что царицу Савскую поселили в этих опустевших комнатах, поэтому я надеюсь, что они не так плохи.

Хуррами пристроила зеркало царицы на блестящей крышке сундука из черного дерева, потом, скептически посмотрев на серебряный диск, протянула руку, чтобы переставить его.

– Нет, оставь зеркало там, Хуррами, пусть будет. – Ирция положила рядом алебастровую шкатулку царицы с тенями для век. – Конечно, царь Соломон хотел показать свое уважение к царице Савской. Кто может в этом усомниться?

– Иерусалимские мужчины очень хотели бы в этом усомниться, – сказала Хуррами. – Здесь не любят женщин.