Любовь по-немецки – 2. Особые отношения - Мара Дорст

приходилось добиваться разрешения от государственных органов. Вся история была какой-то мутной, и не на все вопросы я могла найти ответы. Прежде всего, мне было непонятно, почему она столь категорично настроена против его свиданий с детьми. Когда Марк Леброн и Макси Зорина все-таки приходили в наш дом, Йенс вел себя как настоящий любящий отец: играл с ними, купал в ванне, читал на ночь сказки, а мальчик при расставании с отцом всегда горько плакал. Правда, меня очень смущало, что Йенс мог расхаживать по дому без трусов при 12-летней дочери, но, как знать, возможно, в Германии это считается нормой.

Леа рассказала мне совсем другую историю. О годах жизни, словно в клетке, под полным контролем человека, который на тридцать лет ее старше. О том, как она пришла в его дом 18-летней девушкой вместе со своей подругой по объявлению на сайте знакомств. Девушки ожидали встретиться с молодым человеком, своим ровесником, с которым они вели переписку, но дверь им открыл Йенс. Он сказал, что с ними переписывался его сын, которому срочно пришлось уехать по делам в Гамбург и который вернется через пару дней. А пока любезно предложил девушкам пожить в его квартире, пока он не вернется. Подруга сразу заподозрила неладное и ушла, а Леа осталась. Ночью Йенс изнасиловал ее. Но обещал взять на себя заботу о ней, упрашивал никуда не обращаться. Леа была молодой и неопытной, он стал ее первым мужчиной. Из дома она давно ушла и не поддерживала никаких отношений с пьющим отцом, а матери уже несколько лет не было на этом свете. Итак, Леа осталась с Йенсом и даже родила ему двух детей. Но все это время жизнь ее была адом, из которого она не знала выхода. Ей просто некуда было идти. Йенс приводил в дом чужих мужчин и заставлял ее заниматься с ними сексом у него на глазах. К тому же, сам он тогда далеко не был импотентом, поэтому каждую ночь она должна была его ублажать.

Йенс тоже рассказывал мне, что Леа занималась сексом с другими мужчинами у него на глазах. Но в его версии это выглядело как ее желание. С особенным волнением он рассказывал мне про эпизод с двумя здоровенными неграми, что, видимо, произвело на него незабываемое впечатление. Эти рассказы были призваны убедить меня в том, что такие сексуальные практики достаточно популярны в Германии и склонить меня принять участие в подобных утехах.

После рождения сына в семье стало напряженно с деньгами, и Йенс, наконец, позволил Леа устроиться на работу продавщицей в супермаркет. Вакансия была только в Ильцене, к счастью для Леа. Со стороны Йенса было огромной ошибкой позволить ручной птичке выпорхнуть на свободу. Леа смогла выезжать из Бад Бодентайха на работу, попала в молодой коллектив, обрела финансовую независимость от своего мучителя. Там же она встретила парня, своего ровесника, который стал ее другом, а затем тайным любовником.

Когда она объявила Йенсу Хаасу, что хочет уйти от него к Тобиасу, тот озверел от ярости. На глазах у детей Йенс избил и изнасиловал Леа. Девушка вызвала полицию. В присутствии полицейских наспех собрала вещи и вместе с детьми выехала из квартиры. Правда, у Йенса действительно потом подскочило давление, так что пришлось вызывать скорую, и он неделю пролежал в больнице. В этом месте его рассказ, состряпанный для меня, содержал правду.

Теперь все стало на свои места. Я получила ответ на вопрос, почему она ушла и почему она не хочет, чтобы дети виделись с отцом. Во многих моментах рассказанное Леа совпадало с тем, что я уже сама испытала на себе за время недолгой совместной жизни с Йенсом.

– Но как же это возможно? – удивлялась я.– Ведь он сам бывший полицейский.

– А ты знаешь, за что его уволили и почему он не дотянул до пенсии?

Мне Йенс рассказывал, что это случилось по состоянию здоровья. Как и о том, что вставную челюсть он «заработал» в результате своего героического поступка. Якобы лет 20 тому назад, патрулируя парк, он вступился за беременную девушку, на которую напали хулиганы, и в драке ему выбили зубы. Эта история, как написала мне Леа, тоже была ничем иным, как очередной фантазией Йенса, призванной поднять в моих глазах его рейтинг, когда я еще находилась в статусе невесты и вела с ним переписку из России.

– И за что его уволили? – пишу я, и сердце уже холодеет в предчувствии страшной правды.

– Он в Гамбурге курировал квартал с проститутками. Ну, знаешь, «улицы красных фонарей». Печально известная «Греховная миля» Гамбурга, район Санкт-Паули. Конечно, Йенс регулярно пользовался услугами девочек, но с одной что-то пошло не так. В общем, он изнасиловал ее и избил до полусмерти. Ему дали семь лет тюрьмы. Правда, отсидел он гораздо меньше, но потом о службе в полиции не могло быть и речи, и ему пришлось переехать из большого города с матерью в Бад Бодентайх. Все это случилось задолго до нашей с ним встречи. Я тоже узнала об этом слишком поздно.

Так вот какую тайну скрывал от меня Йенс! «Герой – полицейский», «крышующий» гамбургских проституток и занимающийся сутенерством! Теперь я понимаю, почему Йенс так категорически препятствовал тому, чтобы мы с Леа оставались наедине, когда она вынуждена была приводить к нам в дом детей для свиданий с отцом! Почему он так вспылил, когда я и Карстен собирались стать друзьями в популярной соцсети: он опасался, что через Карстена Леа легко найдет меня, и мы сможем пообщаться!

После ее рассказа леденящий страх сковывает мое сердце. Я больше не могу видеть в моем муже безобидного старикашку, способного лишь на истерики, ложь и манипуляции. Я вижу хищника, способного на насилие и, возможно, убийство. Вспоминаю тот ужас, который я испытывала после пропажи телефона, когда он преследовал меня в спальне, вырывал из рук свой мобильник, чтобы я ни с кем не могла связаться. И еще вспоминаю, как Йенс прислал мне в начале знакомства видео из своей квартиры, чтобы продемонстрировать, как сильно он меня любит. Видео содержало очень некачественную съемку с кнопочного телефона (тогда еще Йенс не обзавелся смартфоном): в полутемной гостиной повсюду, где скользила своим оком камера, я видела мои фотографии, распечатанные Йенсом на цветном принтере, расставленные по столам и развешанные по стенам. Это была комната, посвященная мне. И в тот момент меня пронзил интуитивный страх: это было так похоже на комнаты, которые я видела в фильмах про маньяков, когда они все помещение увешивают снимками своей жертвы. Но тогда я отогнала эти мысли прочь, ведь я знала, что мой муж служил в полиции и не может быть маньяком и психопатом. Хотя бы потому, что для службы в полиции кандидат должен пройти определенные психологические тесты.

Теперь я поняла, как я ошибалась. Психопаты способны обмануть кого угодно, даже тесты и детектор лжи. Они обладают поразительной способностью мимикрировать и носить социально-адаптированные маски, которые ничем не отличают их от обычных людей. Например, Женя всегда с блеском проходил тестирование на полиграфе, которое наша компания время от времени проводила для начальников заправок на предмет хищения топлива. Женя с гордостью рассказывал мне, что полиграфолог всегда поражался тому, что ни один из вопросов не вызывал у Жени даже малейшего колебания пульса. Мне бы тогда еще понять, что это тревожный показатель, но я ничего не знала в те годы ни о нарциссизме, ни о психопатах, и даже не подозревала, с кем рядом я живу.

И все же, если выбирать между нарциссом и психопатом, нарцисс гораздо безобиднее. Он боится разоблачения, для него самый страшный кошмар, если окружающие узнают, что он из себя представляет на самом деле. И этим страхом его можно остановить. Психопат же не боится ничего и не остановится ни перед чем в достижении цели. Вспомнились слова Йенса: «Я всегда добиваюсь своего. Всегда, без исключений».

Мне необходимо бежать отсюда. Ни о каком продолжении «проекта Германия»