Дело смерти - Карина Халле

ГЛАВА 24

Тем вечером, когда уже все спят, я пробираюсь в темноте к палатке Кинкейда. К счастью, он поставил ее недалеко от моей, так что идти недалеко.

Он расстегивает молнию, и я вползаю внутрь — мне не хочется оставаться одной. Воспоминания о мицелии, опутавшем меня, о цветах, ласкавших мою кожу… Кажется, что стоит мне закрыть глаза, и земля поглотит меня, если рядом не будет Кинкейда, чтобы помочь.

Но мы не спим. Вместо этого мы занимаемся сексом — тихими, сдержанными движениями, от которых палатка немного колышется. Кинкейд не спешит, он медлит и дразнит, то входя в меня, то выходя, то замирая, чтобы провести языком по моему телу. Иногда он снова опускается ко мне между ног, словно жаждущий мальчишка, который не может насытиться, а потом переворачивает меня на спину и берет сзади.

В какой-то момент, в тумане похоти, снаружи раздаются шаги, хруст веток на земле, и луч фонарика выхватывает силуэт.

Я замираю, но Кинкейд не останавливается.

— Уэс, — шепчет Эрнандес. — Ты не спишь? Куда ты положил запасные колышки?

Кинкейд кладет руку мне на рот и прокашливается.

— В сумке с дополнительными одеялами, — говорит он ровным голосом, будто в этот самый момент не входит в меня.

Я смотрю на Кинкейда широко раскрытыми глазами, а он ухмыляется, явно наслаждаясь тем, что мы трахаемся прямо перед его коллегой, который пока ничего не подозревает, но может нас в любой момент поймать.

— Спасибо. Извини, что разбудил, — говорит Эрнандес и удаляется.

— Я не спал, — бросает ему вдогонку Кинкейд и быстро доводит меня до оргазма, так и не убирая руки.

После этого я сплю крепко, без плохих снов, пока Кинкейд не будит меня на рассвете.

— Тебе лучше вернуться в свою палатку. Как только солнце взойдет, все тут же проснутся.

Мне казалось, я вернулась в свою палатку в сером рассветном сумраке незамеченной, но позже ко мне подходит Лорен, отводит меня в сторону и говорит:

— Я видела, как ты утром выходила из его палатки.

У меня неприятно сводит живот, и я виновато на нее смотрю.

— Ну, ты же сама говорила, что он вечно на меня пялится. Просто хотела проверить, правда ли это.

Я ожидаю, что она рассмеется, ведь она всегда подшучивала надо мной из-за Кинкейда, но она не смеется. Выражение ее лица серьезно, тон суров.

— Я хочу, чтобы ты была осторожна, — говорит она. — Он пользуется тобой.

Я хмурюсь.

— Нет, это не так. Что ты имеешь в виду?

Она кладет руку мне на плечо и слегка сжимает его.

— Просто будь с ним осторожна, пожалуйста.

После этого, все завтракают овсянкой с орехами, и нам поручают свернуть палатки. Но я не могу перестать думать о словах Лорен. Я знаю, что Кинкейд не пользуется мной, потому что это я все начала. Хочу, чтобы она это знала, но мне никак не удается застать ее наедине, без Рава или Мунавара.

Как раз, когда мы собрали все палатки в свои рюкзаки, Кинкейд, который о чем-то серьезном совещался с Эрнандесом, слушая маленькую рацию в руке, поворачивается к нам.

— Ребята? — гремит Кинкейд, бросая нам беспокойную улыбку. — Боюсь, у меня плохие новости. Метеоцентр сообщает, что через сорок восемь часов на нас обрушится мощный тихоокеанский шторм, а первые волны достигнут нас через 24 часа. Полуостров открыт стихиям со всех трех сторон, и погода здесь обычно и так отвратительная. Мы не можем рисковать и должны немедленно вернуться в поселение.

Все разражаются разочарованным стоном, включая меня.

— Знаю, знаю, — говорит Кинкейд. — Я расстроен не меньше вашего, особенно учитывая, что погода сейчас впервые за долгое время стоит просто великолепная. Но здесь все меняется слишком быстро. Мы можем перенести поездку на следующую неделю, как только шторм утихнет. По крайней мере, тогда вы будете знать, чего ожидать.

— А еда будет получше сэндвичей? — спрашивает Мунавар.

Кинкейд усмехается.

— Да. Обещаю.

И после этого мы все надеваем рюкзаки, зная, что нам предстоит путь вниз, а не вверх.

Забавно, но дистанция от Мадроны помогла мне прочистить голову. Не считая моих странных сексуальных галлюцинаций в лесу, поскольку я до сих пор не понимаю, какого черта это вообще было. Я решаю завернуть тот момент в красивый бантик и запихнуть обратно в голову, где он будет собирать пыль вместе с другими воспоминаниями, на которые я не хочу больше смотреть.

По крайней мере, обратный путь по тропе проходит быстрее, чем подъем вверх. Я стараюсь сосредоточиться на плюсах раннего возвращения в поселение, и единственное, что приходит на ум, — это то, что прокрасться на лодку Кинкейда посреди ночи мне будет куда проще, чем в палатку. И для меня этого вполне достаточно. Заниматься сексом с Кинкейдом — вот единственное, что в последнее время кажется нормальным, словно только он и помогает мне сохранять подобие рассудка.

Но когда мы наконец добираемся до квадроциклов, погода начинает меняться. Становится намного холоднее, дует влажный океанский бриз, а тучи угрожающе низко нависают, суля дождь.

Разумеется, раз мы вернулись раньше времени, лишнего квадроцикла нет, потому что Ник уехал.

— На всех не хватает места, — говорит Кинкейд, задумчиво потирая подбородок.

— Я могу ехать в прицепе! — предлагает Мунавар.

— Все равно места мало, — говорит Эрнандес. — У нас два квадроцикла и три группы, так что одной группе придется остаться, пока другие отвезут людей и вернутся за вами.

— У меня ружье, — говорит Кинкейд. — И только у меня есть на него лицензия. Я останусь.

А я не собираюсь возвращаться в поселение без него.

— Я тоже останусь, — подаю я голос, и мне плевать, если это покажется странным. Я нарочно избегаю взгляда Лорен, но затем она говорит:

— Я тоже.

— И я, — говорят Мунавар и Рав.

Патрик, который был с нами на подъеме, пожимает плечами и говорит, что тоже останется.

— Теперь выясним, кто из вас умеет управлять квадроциклом, — говорит Эрнандес, потирая руки.

Неожиданно Наташа поднимает руку.

— У моих родителей молочная ферма. Я справлюсь.

Так Наташа садится за руль, выглядя вполне уверенно, Эрнандес — за руль другого, а остальные студенты забираются в прицепы. Они машут нам и уезжают, оставляя нас в клубах пыли.

Я сглатываю.

— И что теперь? — спрашиваю я, в поисках руководства глядя на Кинкейда.

— Мы можем сидеть здесь сложа руки, а можем двинуться в путь, — говорит он. — Я голосую за то, чтобы идти. Уверен, мы уже пройдем половину пути, когда они за нами вернутся. Это лучше, чем ждать.

Мы начинаем спускаться по лесовозной дороге.