Дело смерти - Карина Халле

Дождь пока не начался, и ветер стихает до полного штиля. Но на смену ему поднимается туман, он конденсируется на всем вокруг, делая атмосферу холодной, сырой и жуткой. Лес поднимается по другую сторону дороги, но сквозь деревья видно всего на несколько ярдов, а верхушки скрываются в пелене тумана.

Сначала мы почти не разговариваем, воздух наполняется густой, зловещей тишиной, которую нарушает лишь хруст грунтовой дороги под нашими ботинками и мягкий перезвон медвежьих колокольчиков. Из-за тумана появляются комары, и я отмахиваюсь от них, пока они звонко жужжат.

Но пока я это делаю, что-то в затуманенном лесу привлекает мой взгляд.

Там что-то есть, что-то темное крадется, скользит между стволами.

— Эй, ребята, — говорю я, повышая голос. — Может, мне мерещится, но там справа что-то есть? Посмотрите между деревьями.

Кинкейд инстинктивно тянется рукой назад к ружью, пока все смотрят туда, куда уставилась я.

— Не знаю, трудно разобрать, пока мы в движении, — говорит Рав. — Может, нам ост…?

— Нет, — обрывает его Кинкейд, снимая ружье с плеча. — Нет, мы продолжаем идти. И продолжаем говорить. Громко.

— Отлично! — восклицает Мунавар. — Потому что мне кажется, там что-то слева.

Наши головы поворачиваются на другую сторону дороги. Я щурюсь, разглядывая шевелящиеся кусты, пока из них не поднимается черный силуэт.

— Что это? — шепчет Лорен. — Это медведь?

— Может, волк? — говорю я, теперь оглядываясь на правую сторону. Что бы это ни было, оно держится ближе ко мне справа, оставаясь вне поля зрения. Смутная темная фигура в зарослях ежевики шелестит, продирается сквозь них. Если бы туман немного рассеялся, мы бы разглядели лучше, но никто из нас не хочет подходить ближе.

— Нет, я думаю, это медведь, — говорит Кинкейд. — Два взрослых медведя по обе стороны от нас.

— Гризли? — дрожащим голосом спрашивает Патрик.

— Черные медведи, — отвечает Кинкейд. — Которые, как вы знаете, обычно держатся подальше. Они не хотят нам докучать, а мы — им. Возможно, им просто любопытно, они отгоняют нас за пределы своей территории. Поэтому они и не подходят ближе.

Но при слове «медведи» я представляю не мать с медвежатами, которых мы видели вчера. Я представляю себе нечто иное. Того козленка, того волка. Я вижу медведя, с черепа которого сползает шкура, обнажая белую челюсть, острые зубы, пустую глазницу, заполненную извивающимися мицелием. Я представляю себе бьющееся сердце, покрытое мхом, и легкие, наполненные оранжевыми спорами.

И чем дольше я вглядываюсь в очертания среди деревьев, тем больше мне кажется, что я вижу именно это. И движется медведь тоже странно — прихрамывая, волоча ноги, и иногда, когда туман кое-где рассеивается, мне кажется, что я вижу взъерошенную, торчащую дыбом шерсть, как у гиены.

Пожалуйста, пусть это будет обычный медведь, пожалуйста, пусть это будет обычный медведь.

Я ловлю взгляд Кинкейда, когда он оборачивается ко мне, и по суровому выражению его лица, и по тому, как он держит ружье, я понимаю, что он думает о том же.

— Серьезно, к черту это место, — ворчу я себе под нос.

Но когда я смотрю на остальных, ожидая увидеть осуждение, они лишь кивают в согласии.

И правда, к черту это место.

Мы продолжаем идти. Колокольчики звенят громче. Мунавар во весь голос запевает гимн Бангладеша, а затем начинает перечислять игроков своей любимой крикетной команды. Мне кажется, мы все чувствуем, что сходим с ума, слушая его, но все это время медведи в зарослях продолжают идти за нами по пятам. Даже когда Кинкейд предлагает ускориться, медведи легко поспевают за нами, а их движения становятся все более хаотичными.

— Как долго мы сможем так идти? — спрашиваю я у Кинкейда.

— Столько, сколько потребуется, — отвечает он, сжимая оружие. — Не волнуйся, патронов у меня достаточно.

В обычной ситуации я бы стала протестовать, ненавидя саму мысль о стрельбе, даже в целях самообороны. Кажется, я бы предпочла немного пострадать, но не убивать. Но я знаю — это не обычные медведи. Я чувствую это душой, кровью, всеми фибрами. В прямом смысле чувствую, будто мои вены вибрируют.

Затем туман сгущается еще сильнее, почти скрывая деревья, но мы все еще видим медведей, а это значит, что они приближаются.

Намного ближе.

— Я хочу бежать, — говорит Рав, его дыхание сбивается. — Когда уже можно бежать?

— Никогда, — резко отвечает Кинкейд. — От медведя никогда не бегут. Продолжаем делать то, что делаем, и в конце концов…

Он замолкает, услышав рев мотора.

— О, слава богу! — взвизгивает Лорен. — Они здесь!

Сквозь туман пробиваются фары, и квадроцикл едва не сбивает нас с ног, заметив в последний момент.

— Чуть не столкнулись, — говорит Эрнандес, резко затормозив. Он смотрит на наши лица, потом на ружье. — В чем дело?

— Медведи! — кричит Кинкейд, торопливо усаживая нас всех. Поскольку свободного места нет, он запрыгивает в прицеп сзади и бьет кулаком по металлу. — Вперед, вперед, вперед!

Мы едва успеваем пристегнуться, как Эрнандес резко выворачивает руль, и я опасно свисаю с края, кусты ежевики и салала задевают мои бедра.

И именно в этот момент я вглядываюсь прямо в туман, прямо в чащу и вижу очертания существа, несущегося на меня. Всего лишь мельком: пустая глазница, белый череп, свалявшаяся шерсть, пасть, распахнутая в рыке.

Квадроцикл срывается с места как раз вовремя, из-под колес летят камни и грязь, а Кинкейд подскакивает в прицепе позади нас, с ружьем наготове, пока мы мчимся вниз по дороге.

— Вы это видели? — шепчу я, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Я это видела, — твердо заявляет Лорен.

Мое облегчение ощутимо.

Она видела это полумертвое создание.

Я, черт возьми, не сошла с ума.

— Смотрите! — кричит Рав.

Мы наблюдаем, как вдалеке существа выходят на середину дороги, все еще наполовину скрытые туманом, так что видны лишь их силуэты. Они не бросаются за нами в погоню, но к медведям присоединяются другие. Кажется, их собралась целая дюжина, и они смотрят нам вслед, пока туман не поглощает их полностью.

Лорен протягивает руку и сжимает мою, и я сжимаю ее в ответ.

— Может, бешеные медведи? — предполагает она.

— Может быть, — соглашаюсь я. Но я-то знаю, что это не так.

Даже близко.

К тому времени, как мы возвращаемся в поселение, туман немного рассеивается, и мы сразу же направляемся в столовую на ужин. Атмосфера все еще напряженная, особенно для тех, кто видел медведей, и мы в основном едим молча. Даже другие группы кажутся взволнованными, пока мы уплетаем куриные пироги. Несмотря на то, что в камине вовсю полыхает огонь, меня не отпускает озноб.

После ужина