Под предлогом ненависти - Нетта Хайд

Скарлетт: «Фотографии твоего лица и торса неактуальны. А последнее ты когда успел сделать?»

Тео: «Разве это важно, Скай? Ложись спать. Иначе я правда пришлю тебе фото члена».

Скарлетт: «А может я именно этого и добиваюсь».

Тео: «Лучше в оригинале. Так будет интереснее».

Скарлетт: «Ты меня не привлекаешь».

Тео: «Слышишь?»

Что я слышу?

Тео: «Это мой громкий смех и твоя тихая ложь».

Скарлетт: «Думай, что хочешь. И да… иди к черту!»

Тео: «До завтра, мышь. Не забудь засмотреть мои фото до дыр. Твое фото – я засмотрю».

Решив не отвечать на его сообщение, я убираю телефон, но тут же поднимаю обратно и захожу в галерею, рассматриваю сначала фото его лица, увеличиваю, наслаждаясь ямочками, которые вижу на его щеках, а потом перелистываю и делаю то же самое с фотографией его торса.

И да, я давлюсь слюной. Снова.

Мой взгляд падает ниже, и в груди появляется легкое и странное чувство от того, что около трех сотен тысяч человек видят это.

Психанув, я бросаю телефон снова под подушку и решаю посвятить ночь сну, а не бесконечному рассматриванию того, что я должна презирать.

***

Утром происходит очередной шок и незапланированное столкновение моих ожиданий с реальностью, когда я оказываюсь на университетской парковке. Желание вспылить, схватить себя за волосы и призвать здравые мысли к мозгу затмевают собой желание поблагодарить его.

Серьезно? Огромный красный бант?!

Я резко срываю его и скомкиваю в руках, но, как бы я ни пыталась, он не уменьшается в размере. Совсем.

Я смотрю на заднее колесо и замечаю, что там стоят совершенно новые резина и диск – дорогие, качественные. Передние колеса тоже другие…

Он поехал головой или… у него просто дохера денег, которые он не знает куда девать?

Я прекрасно знаю, кто проткнул колесо моего байка. И это была часть моего плана, по которой я должна была снова оказаться в его машине, но… то, что он потащит меня в душ, что я буду мокрой, – этого никто не ожидал. Привезти меня к себе домой оказалось лучшим решением, чем если бы он подвез меня к какому-нибудь липовому адресу, и мы просто немного поболтали.

Но вспоминать вчерашний день мне не очень хочется. Не потому, что он был плохим, а потому, что он был слишком неоднозначным и возбуждающим (не только в физическом плане). И Тео оказался прав… пожелав мне влажных снов, мне на самом деле приснилось кое-что интересное. С его участием. В океане. Он сначала довел меня до оргазма под водой, а потом топил. Очень влажно получилось…

Но я об этом забуду. Не хочу позволять ему поглощать меня целиком и полностью. Нужно образовать немножко воздуха между нами, иначе я сойду с ума. Поэтому я планирую весь сегодняшний день избегать его.

Половина дня проходит так, как нужно. Благодаря его чрезмерной социальной активности, оказалось, что часть дня он провел вдали от университета, видимо, решив потратить свое время на кое-что поинтереснее.

Хотя я уже успела допустить мысль, что он тоже игнорирует меня, но… к концу занятия по политологии, дверь аудитории распахивается с такой резкостью, что открытые на проветривание окна начинают дребезжать. Затем мой взгляд падает на кудрявую голову, при виде которой я опускаюсь на колени и прячу свою рыжую под стол.

Только через минуту я вспоминаю, что на столе остались лежать сумка и тетрадь с моим конспектом. Я тянусь за ними рукой, прощупываю поверхность, но не нахожу своих вещей. Вместо этого мою кисть находит чья-то теплая рука.

Черт…

Мне даже не приходится долго думать, чтобы понять – это не преподаватель и не кто-то другой. Это теплая рука Теодора, мать его, Каттанео.

И вместо того чтобы потянуть меня за руку и заставить вылезти, как тогда, когда я была в его шкафу, он присаживается, оказываясь на одном уровне со мной, и… слишком плавно растягивает свои губы в улыбке.

Пожалуйста, просто молчи. Не говори ничего. Не открывай свой улыбающийся рот, Теодор. Умоляю.

– И ты еще удивляешься, что я называю тебя мышь, мышь?

Дыши. Просто вдыхай воздух. Да не его парфюм, Скарлетт, а воздух!

– Тебе не кажется, что ты как будто слишком много времени проводишь в закрытых пространствах? Багажник, шкаф, теперь вот залезла под стол. Что дальше? Или ты…

Он склоняет голову набок, внимательно смотрит мне в лицо, а я стискиваю зубы – не от закипающей злости, нет, а от новообразовавшейся неловкости.

– Или ты от меня прячешься?

А вот после такого правдивого вопроса мне хочется укусить его за губу, чтобы заставить ее изгибаться только в скорбном выражении при виде меня. Ну, или хотя бы влупить по руке, которой он продолжает держать мою. Очень крепко продолжает держать.

Я поднимаю свободную руку перед его лицом и, стараясь выглядеть уверенно и говорить размеренно, демонстрирую шариковую ручку.

– Тебе надо к врачу сходить, который вылечит твое самолюбие, – ядовито выплевываю я, вырывая из его хватки руку. – У меня просто ручка упала. Отойди.

Но он продолжает сидеть напротив меня, продолжает смотреть на меня и продолжает улыбаться.

Перестань, Тео, пожалуйста, перестань так мило улыбаться.

– У меня ноги затекли сидеть в таком положении. Дай пройти.

– Скажи правду, Скарлетт Скай, – просит он, не отрывая взгляда от моих глаз. – Ты сидишь тут из-за меня?

– В данную минуту да, потому что ты мешаешь мне пройти.

– Не признаешься? Хорошо, Скарлетт, выходи, – говорит он, выпрямляясь.

Когда я нахожусь на полпути к выходу из своего укрытия, я поднимаю голову и, конечно же, что я вижу очень близко к своему лицу?

Его пах. В темных, тесных джинсах. И он снова выпирает.

Интересно, я просто не замечала раньше этого или у него всегда стоит? Или он у всех мужчин так ярко проявляется через ткань? Надо будет посмотреть и сравнить.

Он делает шаг назад и протягивает мне руку, вероятно, решив таким образом помочь мне выбраться из-под стола.

Да что ты так утруждаешься, я могла бы за кое-что другое подержаться и выйти.

Сев обратно на свое место, я убийственным взглядом даю понять всем, кто считает, что их внимание должно быть сосредоточено на происходящем сзади, что здесь совершенно не на что смотреть.

– Ты не против, если я присяду здесь? – интересуется Тео, уже сидя слева от меня.

Моим ответом выступают закатанные глаза и подрагивающее колено, о котором ему нельзя