Русский романс - Наталья Гончарова

мужчиной, наедине, в ночи. В сознании всплыла схожая картина прошлого, но, не желая бередить сегодня раны, устав от бесплодных терзаний вины за эти годы, она словно стерла их из памяти, хотя бы на минуту. И есть лишь он и есть она, и сладко-горький вкус мимозы в жаркой летней ночи, и где-то там в ногах тревожно вздрагивает и трепещет безбрежный и бескрайний океан.

– Вы англичанин? – неожиданно спросила Анна.

– Шотландец, – поправил ее Дэвид.

Анна не видела в том никакой разницы, но если он ее поправил, значит,смысл в том был.

– Я из клана МакДональдов, – добавил он важно.

Анне и это ни о чем не говорило, но если он обратил на сей факт ее внимание, верно и это для него что-то да значит.

– Давно ли вы работаете у Жикелей? – прервал он ее размышления, по всей видимости не имея интереса к той теме, которую начала Анна.

– Почти что два года, – также кратко и лаконично ответила она, но затем, подумав, что раз уж она согласилась на прогулку, добровольно и без принуждения, будет крайне неучтиво продолжать оставаться в дурном расположении духа и пренебрегать беседой, и она неловко, словно за эти годы разучилась говорить, продолжила:

– На самом деле, мне несказанно повезло, с тех пор, как мы… часть нас ... когда не стало, все изменилось, и мы вынуждены были все бросить и я…, – она с трудом подбирала слова, чтобы объяснить, не вдаваясь в подробности, все то, что произошло с ней, и с ее Отечеством, но как такое объяснишь в двух словах, чтобы все объяснить, а главное понять, и целой ночи будет мало.

– Вы бежали от революции, мне очень жаль это слышать, уверен, вам пришлось многое пережить, оказавшись вдали от дома, но я рад, что вы нашли работу у Жикелей. Они, если и не прекрасные люди, то не худшие из возможных, – заключил за нее он.

Она удивленно посмотрела на него, и его невозмутимый вид и улыбку, всю ту же мягкую, и вкрадчивую и улыбнулась в ответ. Честно признаться, она и рада была, что не пришлось ничего объяснять. Может он все понял без слов, а может, не желал ничего слушать, потому что был к тому равнодушен. Второй вариант ей нравился чуть меньше.

– На самом деле я практически сразу нашла работу, все же когда то я была гувернанткой, и учителемфранцузского, так что, я на своем месте, и все в жизни случилось не случайно, – глухо произнесла она, и тут же добавила: – Как вам нравится Лазурное побережье? – стараясь оживить этот деревянный и недвижимый разговор спросила Анна.

– Прекрасно! – все с тем же оптимизмом заверил он. – Множество развлечений, и климат, климат, особенно оттуда, откуда я родом. Там лишь дождь и сырость, и скалы. А здесь, я наслаждаюсь солнцем и теплом, – и,сказав это он остановился и повернулся лицом к ней. Казалось, он утомился говорить, и рад был как можно скорее закончить разговор. Его глаза горели каким-то лихорадочным пламенем, он ловко, нежно и вместе с тем требовательно обнял ее за талию, а другой рукой взял ее ладонь в свою и прижав ее бескровные пальцы к своим губам нежно поцеловал их. Словно этого он и ждал все это время, а разговаривая лишь мучился, стремясь скорее приступить к тому, чего желал и что умел лучше всего.

Она растерянно замерла и спокойно, но серьезно заявила:

– Мне кажется, мы неправильно друг друга поняли.

– Не может этого быть? – театрально удивился он, и как ни в чем не бывало, прижимая Анну лишь теснее к себе продолжил: – Вы восхитительны Энн, а я слишком стар, я зрелый мужчина и не в моих намерения слишком долго ходить вокруг да около.Мой возраст не для долгих игр. Я не встречал столь красивых женщин как вы, и говорю об этом прямо. Надеюсь, вы понимаете о чем я?

«Как щедро он расточает картонные комплименты» , – подумала Анна и деликатно, но настойчиво попыталась высвободиться из его крепких рук. Она напряглась уже приготовившись бороться с сопротивлением, но к ее удивлению он легко отпустил ее, и с невозмутимой улыбкой продолжил:

– Мы можем отправиться завтра в Ниццу. Вы бывали в казино де ля Жете променаде? Редкой несуразности дворец, но так по-французски и с излишеством. Лишенный вкуса, но все же стоит посмотреть, хотя бы раз.

– Боюсь в этом моя вина, я повела себя не слишком благоразумно, и дала вам ложный повод думать обо мне фривольно, быть может, это разность языка или культур, хотя едва ли это снимаете с меня вины. Прошу меня простить, и принять мой окончательный отказ, – строго и тоном, лишенным эмоций произнесла она.

Он закусил нижнюю губу, пожал плечами, и к ее удивлению сказал:

– Ну что ж, я джентльмен, как и сказал, поэтому все что угодно, но лишь по вашей воле!– и как ни в чем не бывало, подал ей руку для обратного пути.

Она была готова к его гневу и даже натиску против желания, но он будто потерял к ней интерес. Дэвид был все также приветлив, и ни словом, ни взглядом не дал ей понять, что оскорблен или обижен, будто бы сцены, развернувшейся минуту назад в этой бархатной ночи, и вовсе не было. И это сбило ее с толку, и сказать по чести, даже оскорбило.

Они также странно расстались, как и встретились. Каждый пошел своей дорогой: он на виллу, а она в пристройку для прислуги. Вернувшись в свою маленькую комнатку, Анна спешно разделась, и, улегшись на узкую кровать служанки горько расплакалась. Чувство глубокого одиночества, и затерянности в этом мире, захлестнуло и с головой накрыло ее будто огромная морская волна. Она плакала об ушедших родителях, о своем доме, о Николае, но больше всего она плакала о себе, о жизни, что почти прожита, о будущем, которого нет, и о прошлом, что не вернешь. Вина, тяжелая, будто камень, легла на сердце. Ей казалось, что она могла, что-то сделать по-другому в этой жизни, свернуть в другую сторону, смолчать, где сказанное лишне, или явить свой голос там, где по малодушию или из страха она смолчала. В этот миг, ее