Безумная вечеринка зомби - Джена Шоуолтер

Он осматривает комнату и его взгляд останавливается на мне. Мое сердце учащенно бьется, когда он приближается ко мне. Хоть мне и больно — из-за отказа от обезболивающих, чтобы не ослабнуть и не заснуть, — я встаю и подкатываю к нему каталку.

Лед садится, не возражая.

— Где Ривер?

— Как только мы соединили души с нашими телами, он уехал.

— Правильно сделал. Теперь не смей двигаться, — говорю я. — Я серьезно.

— Поверь. Я никуда не собираюсь уходить.

Я собираю дезинфицирующие средства, которые, как мне кажется, понадобятся. Как можно бережнее стираю кровь с его лица. Должно быть, у него в грузовике хранилась футболка, потому что на нем надета новая.

— Есть какие-нибудь раны, которых я не вижу? — по какой-то причине этот вопрос заставляет меня покраснеть. Я никогда не краснею.

— У меня под футболкой есть несколько штук. — он не двигается, просто сидит, не сводя с меня пристального взгляда, такого пристального, что кажется, будто Лед видит меня на сквозь.

Я сглатываю.

— И чего ты ждешь? Снимай ее.

— Ну, раз ты настаиваешь. — он берет футболку за воротник и стягивает ее через голову.

У меня что, язык высунулся? Слюни потекли?

Моему взгляду открывается мускулистое тело. А его татуировки! Господи. Я молю о пощаде. В центре его груди изображено человеческое сердце, пронзенное снизу множеством кинжалов.

На рукоятке каждого — имя. Бутс. Даки. Анкх. Трина. Хаун. Круз. Уиллоу. Розы растут из верхушки сердца, стебли извиваются и переплетаются до самых плеч, где распускаются бутоны. Между колючей листвой стелется туман, в центре которого расположено имя — Котенок.

Я очищаю его от грязи, пота, слизи зомби и крови, и мой румянец разгорается на несколько тысяч градусов. Дрожа, обращаю внимание на его руки, гораздо более безопасную область, и татуировки на запястьях. На руках свежие следы от укусов З, грубые и кровоточащие, и я смазываю каждый мазью, прежде чем наложить повязку.

Я подхожу к нему сзади, чтобы закончить, и мне приходится подавить стон. В центре его спины выгравированы руки. Они соединены вместе, а вокруг них написана молитва. Некоторые слова покрыты шрамами — «имя», «царство», «избавление» — и поэтому они выделяются, словно живые, наделенные силой.

— У тебя хорошо получается. — его голос напряжен… Я не уверена, от чего именно. — Я имею в виду, игра в доктора.

— Знаю. Первую часть детства я провела в роли няньки. — Это я бы не сказала никому другому, но Лед знает о моем прошлом. Он его видел.

Мышцы между его плечами напрягаются.

— Вот кем бы ты была, если бы не была охотником? Медсестрой. Или, может, врачом?

— Врачом. Может быть.

— Планируешь поступать в колледж?

— Хотелось бы, но я едва закончила школу, у меня много пропусков. — и не то чтобы я могла позволить себе колледж, даже взяв кредиты. Кредиты надо возвращать. И вообще, кто возьмет на работу девушку, вечно покрытую синяками? — А ты?

— Я бы хотел стать детективом из отдела убийств. Для разнообразия расправляться с плохими людьми.

Восхитительно.

— С тобой на улицах будет безопаснее. — я беру чистую тряпку, окунаю ее в миску с мыльной водой, выжимаю и аккуратно протираю царапины вдоль его позвоночника.

— Ты же не собираешься говорить мне, что это слишком опасно? — в его голосе слышится неподдельное любопытство. — Может, мне стоит стать почтальоном или кем-то в этом роде?

— Я видела, как ты сражаешься с зомби, помнишь? Для тебя нет ничего слишком опасного. — но он слишком опасен для меня, в этом нет никаких сомнений. Сейчас я его практически глажу. — Что же. Кажется, ничего не сломано, а укусы уже начинают заживать. Ты полностью поправишься.

Я бросаю грязные тряпки в корзину для белья рядом с каталкой и передаю миску с грязной водой новобранцу с приказом вылить ее. Затем застываю на месте, не зная, что делать дальше. Я не хочу бросать Льда, но и ставить себя в неловкое положение тоже не хочу.

Он берет меня за запястье и притягивает ближе… еще ближе… пока я не оказываюсь между его ног. Я глупо моргаю, глядя на него, когда мое тело начинает снова дрожать.

— Позволь мне взглянуть на твои раны.

— В этом нет необходимости, они…

— Я не спрашивал. — Лед осторожно снимает повязку с моего лба, осматривая порез. Ну, ладно.

— Я ударилась о стекло, когда фургон разбился, — говорю я.

— Швы не накладывали.

— Рана поверхностная. Хотя шрам может остаться.

— Переживаешь насчет этого?

— Нет. Да. Может быть. Может, я отстригу челку.

— Зачем? Ты прекрасна такая, какая ты есть, — говорит он. — Со шрамом или без него.

У меня открывается рот. Я… понятия не имею, что ответить.

— Даже не думай обвинять меня во лжи. — его глаза горят, когда он изучает мои. — Я не лгу. Никогда. Мне это и не нужно, потому что меня не волнует, раню ли я чьи-то чувства. Правда есть правда, она всегда неизменна, и это лучше, чем ложь в любой день недели.

Черт. Моя влюбленность в него поднимается на новый уровень.

— Шрамы говорят за тебя, — добавляет он. — Говорят о том, что ты сильная и пережила то, что могло убить других. Для меня нет ничего сексуальнее силы.

— Согласна, — шепчу я. На все сто процентов. Мы охотники, и многие из нас теряли друзей, семью, дома. Иногда даже свой рассудок. Мы знаем, что слабые падают и никогда не поднимаются на ноги.

Мы не можем позволить себе быть слабыми.

О, черт. Я хочу броситься в его объятия. Вместо этого меняю тему… быстро.

— Ты не заметил ничего странного в зомби сегодня вечером?

— Странного… например?

— Они выглядели точно так же, как и последняя партия, с которой мы сражались.

— Полагаю, зомби-близнецы существую так же, как и люди-близнецы.

— Да, но все зомби были мне знакомы.

Он хмурится.

— Не заметил, но, с другой стороны, я парень. Обычно я замечаю только короткие юбки и прозрачные рубашки.

Я улыбаюсь, и его взгляд опускается к моим губам. То, как он смотрит на меня… Мое сердце бешено колотится в груди, а кровь закипает в жилах. Во мне просыпается осознание.

— Хорошо. — голос Коула разносится по комнате, пугая меня, и я отскакиваю от Льда, словно нас застукали. Я поворачиваюсь к нему спиной, не желая видеть, как его лицо потемнеет от отвращения, когда он вспомнит, кто я такая. — Нам нужно поговорить о том, что произошло сегодня вечером.

В комнате воцаряется тишина.

Коул останавливается