Сердце негодяя - Патриция Гэфни

— Я? — фальшиво рассмеялся Джесс, — Нет уж, навряд ли.

Увы, он заметил ловушку, лишь когда она захлопнулась.

— Вас они боятся. Я мог бы привести вас к присяге в качестве помощника, мистер Голт, и вы могли бы… вернее, мы могли бы… я пойду с вами. Мы с вами могли бы арестовать Уайли.

— Правда? И что потом? Вы же говорили, что он будет все отрицать. Так что же дальше?

— Ну… мы могли бы попытаться заставить кого-нибудь из его парней дать против него показания. Возможно, они струхнут, когда увидят его запертым в камере, пусть даже только для допроса. Нам хватит одного свидетеля. Мы могли бы…

— Эй, придержите лошадей! Мне жаль вас разочаровывать, шериф, но вы меня с кем-то путаете. Меня все это не колышет.

— Но я думал, что вы и Кэйди… Мне казалось…

— Все верно, но то, что происходит между мной и Кэйди, касается только нас двоих. С законом я предпочитаю не связываться. Никогда. Вы меня поняли? Джесс Голт не работает на шерифов, ясно?

С этими словами он покинул кабинет, кипя от возмущения и задрав нос. Бедный шериф не успел даже рта раскрыть.

Джесс был зол на себя. Он едва не вляпался, причем по собственной дурости! За каким чертом его вообще понесло к Ливеру? Он же Голт, разве Голт станет обращаться к шерифу? Разрази его гром, он даже начал прятаться от Кэйди, чтобы избежать неловких вопросов о том, когда же наконец он намерен разобраться с Уайли. Он тосковал по ней до смерти, но понятия не имел, что ему предпринять.

Хотя… одна довольно-таки любопытная идея у него появилась, и руки зачесались поскорее воплотить ее на деле. То, что он задумал, не имело отношения к Уайли (во всяком случае, непосредственного отношения), и он знал, что придется сохранить свой поступок в глубочайшем секрете от всех, даже от Кэйди (нет, особенно от Кэйди!), но Джесса это не смущало. Главное — знать, что он что-то сделал, и не чувствовать себя таким беспомощным.

В течение двух недель игра в карты у него шла с переменным успехом, в результате он практически остался при своих: примерно пять тысяч долларов, полученных от Линдона Черни. Сколько денег требовалось вдове Салливана, чтобы сохранить свое ранчо, и сколько нужно Лютеру Дигби, чтобы помешать Уайли конфисковать магазин, Джесс не знал, а расспросы только породили бы лишние подозрения. Поэтому он решил разделить деньги пополам: двадцать пять сотен вдове и столько же семейству Дигби. Но как доставить им деньги тайком?

С миссис Салливан все вышло бы легко и просто, если бы не собака. Под предлогом, что ему нужны новые маршруты для прогулок на Пегасе, Джесс разузнал у Нестора, где она живет: в двух милях от города по дороге на Джексонвилл. Осталось только дождаться полуночи, спрятать деньги в конверт, нацарапать на нем «От друга» и подсунуть его ей под дверь. Но он позабыл, что Салливаны купили ранчо, чтобы разводить овец. Значит, у них есть овчарка, а отсюда следовало, что к двери ему и близко не подойти.

Однако у них имелся почтовый ящик в самом начале подъездной аллеи длиной в четверть мили до дома. Не опасно ли оставлять там двадцать пять сотен? Джесс решил рискнуть, и на следующее утро к десяти часам уже весь город знал, что на семейство Салливанов свалилось чудо.

Полдела сделано. Но с Дигби его постигла сокрушительная неудача. Выждав сутки, Джесс отправился к ним ночью и чуть было не попался. Зачем жена Дигби (кажется, ее звали Сарой) спустилась вниз в час ночи в ночной рубашке? Неужели она вздумала пересчитывать товары? Или просто решила выпить кружку горячего молока? Как бы то ни было, она его заметила в тот самый момент, когда он разогнулся, подсунув конверт под дверь. Их взгляды скрестились.

Джесс повернулся и бросился в спасительную темноту, не сомневаясь, что она его узнала, однако, подумав, он немного успокоился. Она держала свечу под подбородком: разумеется, ему удалось разглядеть ее совершенно отчетливо вплоть до светлых ресниц. Сам же он стоял в полной темноте за волнистым стеклом, надвинув шляпу на лоб и подняв воротник куртки. Она увидела мужчину, вот и все. Он вне опасности.

Город кишел самыми невероятными слухами. Кто он, этот таинственный «друг», спасший своей щедростью два семейства в Парадизе от разорения? Кто скрывается под этой маской? «Реверберейтор» развернулся вовсю: предположения, догадки, опросы, интервью сыпались с газетных полос. Первым в списке «подозреваемых» числился преподобный Кросс, хотя никто не мог понять, откуда у него такие деньги.

Старая дева по имени мисс Слит, по слухам, прятала под матрацем многие тысячи, но она была такой скупой и злобной, что никто не мог представить ее себе в роли таинственной благодетельницы. Рассматривались и другие кандидатуры: например, президент банка Отис Кернс или старый мистер Дивер, владелец лесопилки. Их называли чаще других, потому что они были самыми богатыми.

Никто ни разу не упомянул Голта, и Джесс решил, что в списке претендентов на роль спасителя он будет предпоследним. После него шел только Уайли.

Что думает сам Уайли о чудесном, избавлении двух своих жертв, ускользнувших из его лап в последнюю минуту, — об этом Джессу оставалось только гадать. Должно быть, сукин сын на стенку лезет. Это, конечно, слишком слабое наказание за то, что он сделал с Кэйди, но все-таки лучше, чем совсем ничего. На душе у Джесса немного полегчало. Он остался без гроша, но ему стало спокойнее. Загадочное появление денег наделало столько шуму, что Кэйди перестала терзать его вопросами о том, что и когда он собирается предпринять насчет Уайли. У Джесса даже появилась надежда, что все само собой как-нибудь обойдется. Не обошлось.

Его комната проветрилась, в ней уже опять можно было жить, но к этому времени у него выработалась привычка проводить все ночи напролет у Кэйди. Однако как-то раз после закрытия салуна ему понадобилось подняться наверх за свежей рубашкой, и она пошла вместе с ним. Началась возня, дальше дело пошло своим чередом, и в конце концов они заснули в его постели, так и не спустившись.

Утреннее солнце окрасило лицо Кэйди, спящей на белых подушках, в нежный медовый цвет. Ничего прекраснее Джесс в жизни своей не видел. Полуразбуженная его поцелуями, она сладко улыбнулась ему со сна, глубоким грудным стоном давая понять, что ее интересует дальнейшее развитие событий.

Такие минуты нравились ему больше всего: когда они были наедине и оба молчали. Не то чтобы Джесс совсем не любил говорить, но при каждом разговоре неизбежно возникала необходимость лгать, а ложь уже становилась ему поперек горла. Целовать Кэйди гораздо приятнее.

Они уже перешли от поцелуев к более серьезному, когда снизу раздался длинный, тонкий, пронзительный визг. Окно было открыто, иначе они бы не услышали: крик доносился с заднего двора. А поскольку это был голос Хэма, Джесс поначалу не придал ему особого значения. «Мальчишка играет», — подумал он. Но Кэйди сразу поняла, что дело неладно, и, хотя они как раз подошли к самому интересному, тотчас же выбралась из постели. Она так и помчалась бы вниз в чем мать родила, если бы Джесс не бросил ей сорочку, на ходу натягивая штаны.