Герцог-обольститель - Адель Эшуорт

Брижитт снова вскрикнула.

– Зачем? – спросил Сэмсон. Это был простой вопрос, но он был главным, а они пока его не коснулись. – Зачем было выбирать наследниц парфюмерного дела, если тебе в жизни ничего не надо было, Клодетт?

– Затем, что я хочу его контролировать, контролировать, что продается, а что нет. После смерти моего брата Дом Ниван должен был перейти ко мне. Я законная наследница. Эдмунд с этим согласился, и мы... мы решили, что после того, как он оформит фальшивый брак с наследницами Домов Ниван и Гованс, мой статус будет восстановлен, хотя императрица Евгения вряд ли останется моей клиенткой. Но я верну себе то, что принадлежит мне по праву.

Маркотт рассмеялся:

– Это самое смехотворное заявление, какое я когда-либо слышал.

– И все же это правда, – вспыхнула Клодетт.

– Мадам, – возразил Маркотт, глядя ей прямо в глаза, – что бы вы ни сделали, вы не получили бы контроль над парфюмерной компанией. И уж конечно, вам не видать покровительства императрицы Евгении, о котором вы наверняка мечтали. Кто может дать гарантию того, какими будут ее предпочтения в следующем сезоне? Поставщики постоянно меняются, продукция либо покупается, либо продается, доходы то уменьшаются, то увеличиваются, и это постоянно происходит со мной или с Домом Ниван. – Он метнул взгляд на Эдмунда. – А что касается кражи наследства, я должен сказать, что моя дорогая Оливия, которую вы двое, очевидно, очень обидели, могла бы и должна была бы заявить о вас властям. Вы прикрываетесь своими титулами, но вы их не заслуживаете.

Эдмунд закрыл глаза и медленно покачал головой. Он понял, что потерял все то, что пытался получить путем мошенничества. Клодетт смотрела на Маркотта и молчала.

Брижитт плакала.

– Я люблю Брижитт. – Это был почти вопль. Эдмунд посмотрел на Оливию. – Независимо от того, что я сделал.

– Вы ее не заслуживаете, – ответил Маркотт. В этот момент Сэмсон даже пожалел брата. Старик повернулся к Клодетт.

– Вы сделали достаточно. Вы покинете мое поместье, и чтобы ноги вашей здесь больше никогда не было, мадам. Вы уедете немедленно, или я прикажу вышвырнуть вас. – Он схватил ее руку. – Сейчас же!

А потом с силой, удивительной в таком возрасте, Маркотт потащил ее к двери, открыл ее, вытолкнул Клодетт в коридор и захлопнул дверь.

При любых других обстоятельствах Сэмсон зааплодировал бы.

Тишина была просто оглушающей. Эдмунд смотрел на Сэмсона, но теперь это был взгляд раненого зверя. А Оливия, великая любовь Сэмсона и самая поразительная женщина, какую он когда-либо встречал в своей жизни, стояла перед ним, дрожа и отказываясь поднять на него глаза, и ему казалось, что чувства, которые волнами шли от нее, раздавят его. Но здесь он решил ничего не обсуждать, чтобы не смущать ее еще больше в присутствии старейшины рода Маркотт и особенно Эдмунда и Брижитт.

Набрав побольше воздуха, Сэмсон нарушил тишину:

– Месье Маркотт, примите мои искренние извинения за неприятные события сегодняшнего вечера. Однако факт остается фактом – я не мог допустить, чтобы мой брат обманул еще одну леди, как он обманул мою жену.

Оливия опять попыталась вырваться, но безуспешно.

– Особенно такую прелестную и наивную, как ваша внучка.

Брижитт шмыгнула носом и слабо улыбнулась. Маркотт внимательно посмотрел на Сэмсона и сказал:

– Ваша светлость, я всегда рад видеть вас в моем доме, – Сэмсон этого не ожидал и при этом удивился, почему старик до сих пор не выразил своего отношения к Эдмунду.

– А теперь, – продолжил Маркотт, одернув полы сюртука, – я, кажется, должен принять решение.

Он шагнул в сторону Эдмунда. Тот явно оробел и выглядел жалким в своем дорогом наряде, оплаченном скорее всего деньгами Оливии.

– Вы спали с моей внучкой? – без обиняков спросил Маркотт.

Оливия затаила дыхание. Брижитт вскочила, белая как мел. К чести Эдмунда, он смутился и покраснел.

– Простите? – вырвалось у него. И хотя он был почти на голову выше француза, он съежился под его взглядом.

– Вы спали с моей внучкой? – очень медленно и с расстановкой повторил тот.

Брижитт поспешила Эдмунду на выручку и, схватив его за руку, сказала:

– Дедушка, твой вопрос неуместен.

– Не вмешивайся, детка, – шепотом предупредил он и снова посмотрел на Эдмунда. – Отвечайте!

– Я люблю ее, – почти прорычал Эдмунд.

– Это означает «да»? – Эдмунд не отвел взгляда.

– Да.

Услышав ответ, Маркотт размахнулся и ударил Эдмунда кулаком в челюсть.

– Дедушка! – взвизгнула Брижитт, увидев, как Эдмунд, ударившись плечом о край камина, рухнул на пол.

Сэмсон опешил. Восьмидесятилетний старик только что сбил с ног его брата! Сколько лет он мечтал сделать то же самое!

Маркотт потер кулак, потом пошевелил пальцами, глядя, как Брижитт пытается приподнять Эдмунда за плечи.

– Что ж. – Маркотт поправил галстук. – Это мы уладили, а теперь я скажу вот что. Вы прожженный негодяй, Эдмунд, но я надеюсь, что вы любите мою внучку, а она любит вас. Вы женитесь на ней по закону, а я буду свидетелем этого события. Вы подарите мне правнуков и будете жить в моем поместье до тех пор, пока я не разрешу вам покинуть его. Вы не будете вести праздную жизнь, а будете работать на Дом Гованс так, как я прикажу. Вы никому не расскажете о своем постыдном прошлом, иначе, если я узнаю, что вы причинили боль моей внучке так, как Оливии, я прикажу вас арестовать и потрачу все свое огромное состояние – до последнего сантима – на то, чтобы убедиться, что вы сгниете в тюрьме. Или сам вас убью, – добавил он.

Он отступил, видимо, не ожидая от Эдмунда ответа.

– А теперь, Брижитт, дорогая, перестань плакать и вытри лицо, – приказал он, и его голос становился все громче. – А потом ты и этот идиот, за которого ты собираешься выйти замуж, войдете рука об руку в зал и предстанете перед гостями, которые пришли на вечер, стоивший мне, между прочим, немалых денег, счастливой и любящей парой.

Сэмсон получил огромное удовольствие, увидев, как передернулось лицо Эдмунда.

Пытаясь выглядеть не слишком униженным и потирая ушибленное плечо, Эдмунд встал поддерживаемый Брижитт.

Сэмсон оставался на месте, все еще не отпуская Оливию. Он взял ее за руку, и его сердце сжалось: рука была вялая и холодная. Им надо поскорее уйти отсюда и поговорить наедине, подумал он. Она должна его простить.

– Я уверен, что вам все понравилось не меньше моего, – обратился к ним Маркотт. Его глаза сияли.

– Вы были великолепны, – признался Сэмсон с улыбкой. – Видеть, как вы это сделали, было большим удовольствием.

Маркотт кивнул, но когда посмотрел на Оливию, перестал улыбаться. Сэмсону не видно было ее лица, потому что она все это время стояла к нему спиной, а старика, видимо, поразило выражение печали в ее глазах.