Лебеди Леонардо - Карин Эссекс

— Бесподобно, — промолвила она. — Величественно. Ошеломляюще. Впрочем, снова не закончено.

— Ну, это вполне в духе magistro, — заметил Лодовико. — Еще один недописанный шедевр.

Мессир Гвалтьери прибыл с письмом и плохими новостями. Словно непокорные корни на фреске, которую он сам же и нарисовал на стене, художник впал в буйство.

— Он стоял на подмостках, — рассказывал Гвалтьери, — и расписывал небо, когда появился кто-то из прислуги. Наверное, мальчишка просил денег. Magistro отшвырнул кисть и начал вопить, что он не банкир, что его замучили кредиторы и что слугам давно пора перейти на шерстяные штаны вместо кожаных, потому что они бедны и должны жить по средствам. — Гвалтьери замолчал. — Затем он попросил бумагу и написал вот это. — Он передал Лодовико свернутый пергамент. — Он тщательно подбирал слова, ваша милость. Писал очень медленно, словно нехотя.

Шевеля губами, Лодовико начал читать. Беатриче наклонилась, чтобы разглядеть, что написал magistro.

Ваша светлость, я сожалею, что нужда не позволяет мне по-прежнему служить Вам, исполняя все Ваши желания и прихоти. Я также весьма сожалею, что не получил того содержания, которое было мне обещано. И еще более я сожалею о том, что вынужден оставить службу у Вас и отправиться на поиски средств пропитания для себя и своих домочадцев (в количестве шести ртов). За последние пятьдесят шесть месяцев я получил из Вашей сокровищницы только пятьдесят дукатов. Я мог бы отделаться от прочих кредиторов, но мне пришлось заплатить священнику и могильщикам, чтобы моя дорогая мать покоилась в освященной земле и над ней были совершены необходимые обряды.

Именно поэтому я вынужден на время оставить Вас — решение, которое далось мне с великим трудом, ибо моим первейшим желанием всегда было служить Вам. Я намереваюсь использовать это время, чтобы накормить и одеть моих домочадцев. Верю и надеюсь, что вскоре смогу вернуться к тем незавершенным проектам, которые мы начали вместе. Прежде всего, я хотел бы заняться фресками, на которых задумал изобразить Вас: в виде Сына Фортуны, который прогоняет ветхую старуху Нищету золотым волшебным жезлом; в виде олицетворения Мудрости, способной распознать сквозь магические очки обман и коварство; а также в судебной мантии, выносящим суровый приговор Зависти. Вашим подданным эти фрески представят Вас милостивым правителем, который заботится только об их счастье и благоденствии. Вашей светлости, должно быть, известно, как я опечален тем, что Браманте, в отличие от меня, получил средства для работы над фреской, на которой он должен изобразить, как Ваша милость осуществляет правосудие. Кроме того, я также желал бы испытать шлюзы, которые изобрел. Ваша милость знает, что я долгие годы изучал движение вод и потому уверен в надежности придуманной мною системы. Что до «Тайной вечери», то я и сам бы желал завершить ее, но Вам, должно быть, известно, что мне не удалось найти подходящей модели для Иуды, к тому же я не получил средств для возобновления работы. Я закончу фреску, равно как и портрет Вашего семейства, когда с помощью других заказов сумею упрочить свое финансовое положение и вернуться на службу к Вашей светлости. И тогда я буду умолять Вас, чтобы герцогиня согласилась мне позировать, потому что я желаю работать только с натуры, не опираясь на описания других художников.

Не упоминаю здесь о конной статуе, ибо знаю, что сейчас не время. Остается надеяться, что когда-нибудь мне удастся завершить этот грандиозный монумент.

Оставляя Ваш двор, я лишаю себя высшего наслаждения — служить и повиноваться Вашей светлости.

Леонардо

Лодовико отбросил пергамент.

— Видимо, он решил, что он единственный художник в Италии? — вскричал он, обращаясь к Гвалтьери. — Где сейчас Пьетро Перуджино? Пошли за ним немедленно. Напиши маркизе мантуанской, пусть пришлет сюда Мантенью. Извести всех, кто сможет приехать. Я больше не собираюсь давать приют magistro!

— Но, мой господин, почему бы просто не заплатить ему? — спросила Беатриче. Художник не просил многого — средств на пропитание и одежду для него и его домочадцев. — Зачем приглашать в Милан другого живописца, если за небольшие деньги мы сможем уговорить Леонардо закончить роспись моих покоев?

Щеки Лодовико надулись, словно он собирался извергнуть какие-то ужасные слова. Вена, похожая на зазубренную молнию, которую Беатриче видела впервые, вздулась на лбу. Беатриче гадала, не швырнет ли муж эту молнию прямо в нее, словно разгневанный Зевс?

— Что? Быть игрушкой в его руках? Именно этого он и добивается. Платить деньги, чтобы он тянул до самого Судного дня и так и не закончил ни одной работы?

Беатриче молилась, чтобы с мужем не случился очередной удар. Однако следовало вернуть Лодовико к реальности.

— Не понимаю, почему платить человеку, который состоит у вас на службе, означает быть игрушкой в его руках? Можно подумать, вы говорите о предавшей вас возлюбленной, а не о придворном живописце!

Про себя Беатриче часто сравнивала отношения Леонардо с его хозяином с отношениями пожилой семейной пары.

Герцог был неудержим в своем гневе.

— Не думайте, мадам, что вы сами так уж невинны! Если бы не эта глупая игра, которую вы с сестрой ведете за внимание Леонардо, он давно бы нарисовал наш семейный портрет и у нас была бы по крайней мере одна законченная картина за все те деньги, которые мы ему заплатили. Эта картина прославила бы нашу семью!

— Если ваша милость желает, я немедленно начну позировать Леонардо. Надеюсь, он скроет мое положение, пока оно не слишком заметно.

Беатриче готова была согласиться на что угодно, лишь бы Лодовико успокоился. Случись с ним очередной удар, ей снова придется взвалить на свои плечи груз правления — сейчас, когда мир, заключенный с французами, так хрупок и непрочен!

— Как вовремя! Вы согласились как раз тогда, когда это стало невозможным!

Но что еще оставалось Беатриче, если она хотела победить Изабеллу в придуманной старшей сестрой игре?

— Моя сестра добивалась внимания моего мужа. Если бы за всем этим скрывалось только желание позировать Леонардо, я никогда бы не стала мешать ей. Всем известно, что мой муж любит заказывать magistro портреты своих возлюбленных. Я не могла допустить, чтобы моя собственная сестра стала одной из них. Те сплетни, которые я слышала при дворе, и моя собственная интуиция заставили меня воспротивиться этому! Только согласие в нашей семье могло заткнуть клеветникам рот. Разве вы не видите, мой господин? Все, что я делала с тех пор, как стала вашей женой, я делала только ради вас!

Беатриче пыталась говорить мягко, надеясь, что ее простые слова проймут Лодовико. Она хотела добавить: «Я делала все это лишь для того, чтобы заставить вас полюбить меня», но сдержалась и тут же обрадовалась своей сдержанности, потому что ее слова нисколько не тронули Лодовико. Он поглядел на нее странным взглядом.

— О, он сводит меня с ума. — Лодовико словно обращался к деревьям, нарисованным на стене. — Кто все эти годы позволял ему щеголять в шелках и бархате? Неужели я не заслуживаю благодарности?