Жестокие наследники - Оливия Вильденштейн

Я перестала петь и спросила:

— Думаешь, змеи ушли?

— Я думаю, тебе следует продолжать петь на случай, если они разбили лагерь в каком-нибудь другом месте.

Так я и сделала. Добравшись до следующего калимбора, мы обошли его кругом в поисках двери, но у дерева была сплошная кора. Пока Римо стучал по стволу, проверяя, полый ли он, я неуклюже направился к следующему. Мой ботинок зацепился за выступающий корень, и я полетела сквозь туман, жестко приземлившись на колени и здоровую руку. Мой локоть покачнулся на перевязи, но, к счастью, не коснулся земли. Я хмыкнула, потому что, чёрт возьми, это было неприятно.

— Амара? — крикнул Римо.

— Здесь, внизу.

Римо предложил взять меня за руку, когда мы выходили из кондитерской, но я отказалась, потому что не хотела чувствовать себя калекой. Когда он присел на корточки рядом со мной, на его лице появилось беспокойство, я почувствовала, что он собирается склеить наши ладони скотчем. Конечно же, он протянул мне руку.

Я самостоятельно поднялась на ноги.

— Я просто проверяла, нет ли микосов.

— Сейчас? — он развернул своё высокое тело. — Если я верну тебя по частям в Неверру, твой отец прикажет отравить меня газом, так что дай мне свою руку.

— Уф, — я вложила её в его руку. — Я чувствую себя ребёнком.

— Ты ведёшь себя как один из них.

— Как я могу вести себя как один из них?

Он сомкнул свои пальцы вокруг моих.

— Придавая такое большое значение тому, что держишь меня за руку.

Когда мы обходили ещё одно дерево без дверей, я сказала:

— Хорошо известный факт, что у мальчиков бывают вши.

Юмор промелькнул на его лице.

— Возможно, это одна из причин, по которой у тебя нет парня.

Мои щёки вспыхнули. Надеюсь, мой румянец не был заметен за поднимающимися завитками тумана и мириадами порезов и синяков, которыми я щеголяла.

Когда его пальцы сомкнулись вокруг моих костяшек, я прошептала:

— Что? — уверенная, что он заметил что-то в тумане и пытается безмолвно предупредить меня.

— Что что?

Я вгляделась в густой туман.

— Мне показалось, ты что-то увидел.

— С чего ты взяла, что я что-то увидел?

Мои щёки снова вспыхнули.

— Ты сжал мою руку.

— Это я пытался удержать твою руку, похожую на дохлую рыбу, чтобы она не выпала.

— Дохлую рыбу?

Он разжал ладонь, и моя рука упала.

— Вот видишь. Дохлая рыба.

— Я просто не хотела прерывать твоё кровообращение.

Его зубы сверкнули белизной, как туман.

— Как насчёт того, чтобы ты попробовала прервать его, чтобы я мог сосредоточиться на нашем окружении, а не на тебе?

Он хотел, чтобы я попробовала? Ублюдок. Я схватила его за руку и сжала её.

— Достаточно твёрдо?

— Лучше.

Улыбка стала шире.

Я покачала головой.

— Кстати, ты перестала петь.

— Я подумала, что стоит дать твоим ушам отдохнуть, раз уж змеи исчезли. Я проверяла, не забывай.

На этот раз он ухмыльнулся.

— Ну, хоты бы, напевай.

— У меня начинают заканчиваться песни.

— Знаешь какие-нибудь песни «The Intrepids»?

— Несколько.

— Давай послушаем их.

Итак, я спела величайший хит первой группы дроидов. А потом их второй хит. У них практически не было хитов с тех пор, как они создали свою музыку, подключившись к облаку и проанализировав самые популярные тексты песен и мелодии, прежде чем соединили их воедино. Процесс был довольно увлекательным, он имел мало общего с искусством и полностью касался искусственного интеллекта.

Если бы я была свободна выбирать свой путь, я бы отправилась на Землю и изучала искусственный интеллект. Хотя Нима и Иба разрешили мне посещать некоторые занятия, мне никогда не разрешалось посещать какие-либо программы полного дня, и именно там происходили все замечательные вещи.

— Как получилось, что ты дала гаджой Джошуа Локлиру?

То, что Римо заговорит об этом, было лишь вопросом времени.

— Помнишь тот мешочек с чешуёй Дэниели, конфискованный эскадроном лусионага пару месяцев назад?

— Тот, который Джошуа продал земной армии для использования в биологической войне?

Я сморщила нос. Чешуйки Дэниели были афродизиаком, и да, они использовались в бою и раньше — моими собственными родителями в День Тумана, — но с тех пор был принят закон, запрещающий их продажу на неверрийском и земном чёрных рынках.

Римо остановил меня, выражение его лица колебалось между шоком и ещё большим потрясением.

— Ты имеешь к этому какое-то отношение?

Я прикусила губу.

— Я не знала, для чего они будут использованы, когда продавала их…

— Подожди. Ты их продала? Это были твои чешуйки?

Мои зубы ещё глубже впились в губу. Я попыталась высвободить свою руку из его, но он усилил хватку, не оставляя места для манёвра.

— Зачем?

— Затем что мне нужны были деньги.

Он издал глухой смешок.

— Принцессе Неверры нужны были деньги? Давай же, Амара. По крайней мере, придумай ложь получше.

— Это не ложь, — огрызнулась я. — Я хотела сделать своим родителям подарок на годовщину.

— У вас миллиарды в земных банках, не говоря уже о сундуках с золотом в Неверре.

— Но эти миллиарды и золото не мои, и я хотела, чтобы этот подарок был от меня.

— Значит, ты срезала свои чешуйки и продала их самому властолюбивому человеческому генералу? Как ты вообще с ним познакомилась?

— Я этого не делала. Я отдала Джошу свои чешуйки, и он всё устроил.

— И именно поэтому ты у него в долгу, — проворчал он.

— Нет, я пообещала ему солидные комиссионные с продажи.

Я сосредоточила свой взгляд на тумане, потому что, по крайней мере, туман не осуждал меня.

— Я в долгу перед ним, потому что, когда вы, ребята, арестовали его, он позвонил мне и сообщил, что его раскрыли, и я умоляла его взять вину за чешуйки на себя.

— Чёрт возьми, Трифекта, ты настоящая маленькая злодейка. Не только в моём воображении.

Я поджала губы, но всё ещё не поднимала глаз, мне было слишком стыдно, но потом другое чувство вытеснило мой стыд. Ужас от того, что я только что призналась в своём преступлении наследнику вариффа. В ту минуту, когда мы выберемся отсюда, ничто не помешает Римо сдать меня.

Я не знала, будет ли невидимая связь, которая образовалась между нами в ту ночь, когда его младший брат пытался убить меня, присутствовать в Плети, но я лихорадочно искала её. И тут я почувствовала это!

— Ты унесёшь моё признание с собой в могилу, Римо Фэрроу.

Нить между нами завибрировала, как натянутая струна арфы, а затем узел затянулся