Незваная - Ксения Скворцова

— Нет, — мотнул головой Ратмир. — Я… Я тебе верю.

— Спасибо. Спасибо тебе.

Княжич кивнул. Рассеянно оглядевшись вокруг, он хлопнул по коленям, не зная, куда деть опустевшие руки. Ратмир сделал то, ради чего пришёл, и оставаться больше не имело смысла, но отчего-то ему хотелось найти предлог задержаться. Словно в поисках помощи он посмотрел на девушку, но та беспокойно вертела в руках гребень и глядела на него странно: одновременно холодно и нетерпеливо. Дожидалась, когда он наконец уйдёт?

Ратмиру стало неловко. Он почувствовал, как к лицу приливает жар. Что за наваждение? Почему он терялся, точно отрок?

Княжич порывисто поднялся и попытался улыбнуться, но губы не слушались.

— Доброй ночи.

Быстро поклонившись, он размашистыми шагами направился к выходу, но у самого порога его остановил оклик:

— Ратмир!

Княжич замер. На миг — на самый короткий миг — в душе всколыхнулось дорогое и, казалось, безвозвратно утерянное. Сердце защемило безумной надеждой. Но Ратмир медленно обернулся, и морок развеялся: на него смотрела Незвана.

Он ничего не ответил и быстро вышел вон.

16. Возвращение.

Мстиша ждала Ратмира. Она перестала выходить вечерами на улицу и вместо этого упрямо садилась за стол и зажигала светильник. Мстислава знала, что он придёт. Она увидела это в глазах княжича, когда он посмотрел на неё с другого конца избы. Она знала, что Ратмир вернётся, когда он сам ещё об этом не знал.

Он пришёл через три дня, и Мстиша, не говоря ни слова, поднялась и сходила за квасом. Ратмир медленно пил квас и расспрашивал о разбойничьем стане в лесу. Он говорил, что некоторым удалось сбежать во время облавы и нужно найти рассеявшиеся остатки шайки. Мстислава покорно отвечала на вопросы, повторяя то, что уже не раз рассказывала ему и Хорту.

В следующий раз Ратмир появился через несколько дней, усталый и измученный, но глаза его оживали. Болезненность, что так напугала Мстишу вначале, постепенно покидала княжича. Он рассказывал о поездке на восточную границу, о лихоимцах, орудовавших в дальней вотчине, и расспрашивал Мстиславу о её житье, о том, зачем она ушла от Шуляка и чему научилась у колдуна.

Он стал приезжать через день, и Мстиша уже не могла сказать точно, о чём были их разговоры: обо всём и ни о чём одновременно. Они могли просто молчать, каждый занимаясь своим делом — Мстиша вышивала, а Ратмир что-то выстругивал. Как два одиноких мотылька, они слетались к вечернему огню, просто чтобы знать, что в мире есть огонь и есть они.

А потом Ратмир исчез.

***

Он седлал коня, когда вдруг осознание пронзило его всей своей очевидностью, точно молния. Он ехал к ней. Не ради бесед с Хортом, не ради весёлого застолья, даже не для того, чтобы, как бывало прежде, сбежать из дома. Нет, он ехал к Незване, к их вечерам, к неспешным разговорам и тихим песням, что она мурлыкала под нос.

Дурак! Как он мог не понимать этого раньше? Или он просто делал вид, что не понимает?

Но как? Как и почему?!

Как из девчонки, к которой Ратмир никогда не испытывал приязни, она превратилась в ту, общества которой он искал? Почему ему вдруг стало приятным само её тихое присутствие? Улыбки, что она бросала — не скромные и неловкие, а тёплые и ободряющие. Если задуматься, Незвана не была красавицей, скорее даже наоборот, но то, как она держала себя, её спокойное достоинство и что-то неуловимое, что чувствуешь рядом с сильным, здоровым существом, заставляло забыть о её некрасивости. Даже когда он видел девушку усталой и измождённой после целого дня работы, эта невидимая взору крепость не покидала её.

Ратмир застонал и спрятал лицо в ладони.

Как же всё это неправильно! Разлюбить жену, которой обязан жизнью, оказывается, ещё полбеды. Гораздо хуже — чувствовать, как сердце начинает откликаться другой. Он не просто предавал Мстишу. Думая о Незване, он предавал её тысячекратно. Ратмир, как любой смертный, был не властен над своими чувствами, но он был хозяин собственному телу. Остыв к Мстиславе, Ратмир сделался несчастным. Но, изменив ей — душой ли, телом, — он станет подлецом.

И то, что Незвана была чернавкой, ничего не меняло. Нет разницы в том, какую женщину он предпочтёт жене — рабыню или знатную госпожу. И одно, и другое делало его мерзавцем.

Княжич прислонился лбом к боку лошади, которая недоумённо переступала на месте.

А что думала Незвана? Как выглядело его поведение со стороны? Подарил ли он ей надежду? Как она относилась к Ратмиру?

Мысли, которые раньше не приходили к нему, хлынули в голову неуправляемым потоком. Он приходил к Незване, не она к нему. Она не изменяла ради него своих привычек, а он, Ратмир, без спроса вторгся в её жизнь. Или… Или всё было не так? Что, если она нарочно явилась сюда, чтобы спутать его и без того сбившуюся в беспорядочный клубок нитей жизнь? Что, если она обманывала его, убеждая, что не занимается колдовством? Что, если она приворожила его, опоила зельем?

Ратмир сдавленно зарычал и, тряхнув головой, вывел лошадь во двор. Но он поехал не в усадьбу к Хорту, как собирался, а в лес. Он помчался через сжатое поле, всё подстёгивая и подстёгивая застоявшуюся кобылу. Ветер трепал его кудри, и княжич закрыл глаза, подставляя лицо порывам тёплого, ещё летнего воздуха. Бездумный свободный бег волка был, пожалуй, единственным, по чему он скучал из своей прошлой жизни. Княжич увязал в мучительных раздумьях, как в болоте, и не хотел ничего решать.

На следующий день Ратмир уехал за кречетами на дальнее помчище.

***

Мстиша и не заметила, как пролетело лето. Страда завершилась, борода Великому Пастуху была с причитающимися почестями завита, и вместе с телегами, нагруженными хлебом, и нагулявшей за лето жир скотиной в усадьбу пришли достаток и сытость.

Но лица домочадцев и челяди светились ещё какой-то тайной, заветной радостью. О таком добрые люди не говорят вслух, чтобы, не приведи Пряха, не спугнуть счастье и не навлечь беды. Мстислава, слишком хорошо изучившая Векшу, знала наверняка. Да и какие тут могли быть сомнения: и без того пригожая, нынче она сияла — не ярко и остро, как звезда, а ровно и спокойно, как лучина, разгоняющая ночной мрак. Если кому-то нужно было иное подтверждение Векшиной непраздности, то следовало просто взглянуть на Хорта, который и раньше смотрел на жену с обожанием, а теперь и вовсе носил её на руках.

И, как ни удивительно, Мстиша