Бывшие. (Не)покорная истинная для адмирала - Екатерина Гераскина

— Я буду любить дочь так же сильно, как люблю тебя и Нерея, — тихо сказал он, и в его словах звучала искренность, от которой на сердце становилось тепло.

Я закрыла глаза, наслаждаясь этим моментом, чувствуя, как море шепчет нам благословение на долгую и счастливую жизнь.

В этот момент я чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.

***

Мы стояли на берегу моря, и весь мир вокруг казался погружённым в тишину. Только лёгкий шёпот волн, перекатывающихся о песок, нарушал эту безмолвную гармонию.

Небо было покрыто облаками, но они не скрывали последние лучи заходящего солнца, окрашивающего горизонт в теплые оттенки розового и золотого.

Мама стояла рядом со мной, её волосы, такие светлые и мягкие, развевались на ветру. В её глазах была грусть, но и решимость. Рядом с ней стояла Ларинасин. Она, казалось, уже слилась с окружающим её морем, её глаза были прикованы к воде, как будто она вела безмолвный диалог с океаном, который вот-вот должен был принять её обратно.

Торгард, Нерей, контр-адмирал Баройс и Фирен стояли неподалёку, наблюдая за происходящим. Мы все знали, что этот момент неизбежен, но от этого он не становился менее болезненным.

Прощание всегда даётся нелегко.

Отец сделал шаг вперёд и подошёл к моей матери. Его взгляд был полон любви и тоски. Он остановился перед ней, на мгновение задержался, а затем осторожно обнял её. Мама вздохнула, её плечи слегка задрожали, но она не отступила.

— Элеонора, — прошептал отец, его голос был тихим. — Я буду ждать тебя. И только попробуй обмануть меня и не вернуться.

Он прижал её к себе ещё крепче, словно пытаясь запомнить этот момент, сохранить её тепло на долгие годы вперед. Я видела, как мама закрыла глаза, её руки обвили его спину, и на её лице появилась слабая улыбка.

В её глазах была такая глубокая любовь и печаль, что у меня сжалось сердце.

— Я вернусь, — тихо ответила она, её голос дрожал, но в нём звучала уверенность.

Они стояли так ещё несколько мгновений. Отец наконец отпустил её, но его взгляд был прикован к ней.

Фирен, который до этого момента стоял в стороне, молчаливо наблюдая за происходящим, сделал шаг вперёд. Он посмотрел на Ларинасин, и их глаза встретились. Он кивнул сирене, а та дотронувшись до своего сердца, попятилась.

Я знала, что они уже приняли своё решение и готовы к тому, что ждёт их в океанской пучине. Я стояла неподалёку, чувствуя, как слёзы подступают к глазам, но я сдерживала их, понимая, что мы должны отпустить их.

Так решила моя мама.

Торгард, который всё это время стоял рядом, взял меня за руку. Его поддержка была необходима мне.

— Я только узнаю в чем дело и сразу вернусь, — проговорила мама.

— Мы приготовим корабль. И отправимся следом, — кивнул головой Торгард. Он как и контр-адмирал был против плана матери. Но та сказала, что Вермунский треугольник чувствует чужаков и не пропустит их. А еще ее «дом» зовет ее. Ей нужно идти.

Мама и Ларинасин медленно начали пятиться к воде, не сводя глаз с горизонта. В их движениях была грация и достоинство, словно они уже принадлежали этому морю. Волны мягко касались их ног, как будто приветствуя их возвращение. Ветер играл с их волосами, поднимая их вверх.

Я стояла, наблюдая, как вода всё больше захватывает их, поднимаясь до пояса, затем до груди. Ларинасин повернула голову и взглянула на Фирена, а потом ушла под воду.

Мама обернулась и посмотрела на меня, отца, внука. В её глазах я увидела столько любви и нежности, что моё сердце снова сжалось.

— Я люблю тебя, мама, — прошептала я, зная, что она услышит меня, даже если мои слова растворятся в шуме волн.

— И я люблю вас, — её голос донёсся до меня словно эхо. — Я скоро вернусь.

Но она не вернулась. Не через неделю, не через две. Вермунский треугольник с тех пор не являл себя миру. Нападения прекратились, или, правильнее сказать, морские наёмники затаились, словно исчезли в бездне, которая их породила.

И сколько бы мой отец не бороздил просторов океана — он не мог найти ее.

Нерей вырос. Его позвало море.

На нашу империю напали.

Из глубин океана пришло зло.