Это мгновение - К. С. Отем

найти какую-то нейтральную территорию. — Его руки опущены, пальцы всё ещё мокрые. Он делает движение, словно хочет протянуть одну из них ко мне, но передумывает. — Нам не обязательно быть врагами. И не обязательно быть братьями, если ты не хочешь. Но, может быть, друзьями?

Он делает паузу, втягивает воздух, опускает голову и вытирает ладони о ткань шорт.

И прежде чем я успеваю осознать, что он сказал, он добавляет:

— Купер бы не хотел, чтобы всё было вот так. Ни для тебя. Ни для нас.

Он смотрит мне прямо в глаза. Полные жалости. Потом его взгляд скользит по кухне, как будто выискивает всё, что во мне сломано.

Я не знаю, о чём он — о моих отношениях с Оливером, о моей жизни или об этом холодном расстоянии между нами. Но это не имеет значения.

С этими словами, с этим взглядом — всё, что могло быть между нами, рушится.

Потому что я, блядь, знаю. Мне не нужен Джейми Дюран, чтобы напоминать, насколько сильно я подвёл своего брата.

И тогда до меня доходит, как удар. Резкий, точный, в самое сердце.

Он здесь не из-за меня.

Я, идиот, на миг поверил, что он вернулся, потому что хотел быть со мной.

Но это не так. Никогда не было.

Он здесь, потому что чувствует вину. Потому что думает, что делает то, чего хотел бы Купер.

— Уфф, играешь в карту мертвого брата, — говорю я. Сарказм прорезается в голосе, маскируя дрожь. Злиться проще. Безопаснее. Лучше, чем позволить ему увидеть мою печаль и разочарование — в нём… во мне самом. Я качаю головой.

Люди будут только разочаровывать тебя.

— Зачем ты здесь, Джейми? По-настоящему. Это потому, что ты хочешь быть рядом? Или потому что чувствуешь себя должным Куперу?

Он молчит. И этого достаточно. Я киваю — ответ уже прозвучал в его тишине.

— Кайден, это не так. Я здесь, потому что… потому что ты не выглядишь счастливым, и…

— А, ты хочешь меня исправить? — перебиваю. — Сделать счастливым? Как ты? Думаешь, я не в порядке только потому, что не двинулся дальше так же легко, как ты? Потому что мне не удалось пережить смерть Купера щелчком пальцев?

Он открывает рот, и я вижу боль — короткую вспышку в глазах. Он начинает говорить: "Я не…", но я не даю закончить. Мой следующий вопрос — удар. Не только чтобы ранить. Я хочу знать. Хочу правду.

— Через сколько ты оказался в чужой постели? Неделя? Две?

Я делаю шаг вперёд. Между нами почти не остаётся воздуха. Я весь — из искр, гнева и боли.

— Сколько прошло времени, прежде чем ты вонзился в первую попавшуюся киску и просто забыл его? — Джейми резко вдыхает, ноздри раздуваются, он переминается с ноги на ногу. — Может, в этом всё и дело. Ты винишь себя за то, что пошёл дальше.

Я видел Джейми разным — раздражённым, грустным, злым. Но это… это другое.

— Заткнись, Кайден. Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, — огрызается он. Его челюсть сжимается, пальцы рвут волосы, будто пытаются выдрать корни боли.

— Да ну? — я наклоняю голову, будто изучаю его. — Думаю, ты просто хочешь утешить свою вину, спасая меня. Сделать что-то хорошее и сказать себе, что это ради него. Ради мужчины, которого ты, как ты говоришь, любил… но забыл без труда.

Он сжимает губы, и они теряют цвет.

— Скажи мне, Джейми, — произношу я тише, приближаясь вплотную, ощущая тепло его кожи. — Ты думаешь о нём… когда трахаешь её?

Он тяжело сглатывает, кадык дергается, и я провожу пальцем по теплой коже его руки.

— Или, может, ты здесь потому, что надеешься, что я заполню ту пустоту, что он оставил? В этом всё, Джейми? Хочешь лечить утрату через меня?

Это был удар ниже пояса. Я знал это в ту же секунду, как только слова сорвались с губ. Но уже было поздно — и, если быть честным, я не уверен, что хотел бы их вернуть. Я устал быть чьей-то заменой.

Мой палец скользит вверх по его руке, затем вдоль плеча, к впадине у ключицы. Его кожа горячая, но он вздрагивает от прикосновения.

— Кайден.

Мое имя звучит у него на губах, будто предупреждение.

Мы смотрим друг на друга, и на мгновение всё замирает.

Я не знаю, кто сделал первый шаг — может, никто. Возможно, мир сам наклонился и сбросил нас в это мгновение.

Его губы встречаются с моими в поцелуе — резком, неукротимом. Я вцепляюсь в его грудь, ногти впиваются в кожу, в поисках опоры. Его язык настойчив, дерзко вторгается, прикусывает мою губу. Я стону, не уступая, проникаю глубже, мой пирсинг задевает его зубы. Он ловит его губами, и от этого у меня перехватывает дыхание.

Где-то в самой тёмной и тихой части сознания бродит мысль, что я предаю своего брата. Но она слишком слаба, чтобы остановить меня. Возможно, позже это раздавит меня. Но не сейчас.

Рука Джейми поднимается между нами, его пальцы обхватывают мою шею, мягко, но с силой сжимая по бокам. Я замираю, глаза расширяются. Он отстраняется.

Его глаза потемнели, зрачки расширены, а губы распухшие и скользкие от слюны.

Проходит несколько секунд, мы оба тяжело дышим, и я понимаю, что вижу его в совершенно новом свете. Он издает звук, похожий на мучительный рёв, прежде чем снова накрывает мои губы своими, крепко держась за мою шею.

Мои руки обхватывают его плечи, пальцы скользят по мышцам, и он вздрагивает, но продолжает целовать меня.

— Да, — говорит он мне прямо в губы. — Думаю о нем. Всегда. Даже когда я с кем-то другим. Это то, что ты хотел услышать? — его нос касается моей щеки, и он проводит его к месту под ухом. — Но ты ошибаешься, чертовски ошибаешься. — Он посасывает это место, и дрожь пробегает по моей спине. — Тебе станет легче, если ты поймешь, что ты не единственный, чья жизнь рухнула в тот день?

Он кусает меня за мочку уха, и моя рука скользит по его боку, опускаясь ниже, к его упругой заднице. Я притягиваю его ближе, затаив дыхание, чувствуя, как его эрекция прижимается ко мне.

Я не буду лгать: мысль о Джейми в таком ключе мелькала в голове,