За туманными вратами - Елена Эйхен

Я знала, что в конце лета мне предстоит покинуть Индию. Возможно, я никогда сюда не вернусь или сделаю это не скоро. А значит, время ускользает, и вместе с ним и Вир. Я не хотела отказываться от планов на будущее, которые давно уже сложились у меня в голове, как нечто неприкосновенное. Но в сознании все чаще крутилась мысль – зачем тогда все это? Зачем эти чувства и переживания, если в конечном итоге я должна расстаться с тем, кто стал для меня таким важным? Вопросы, на которые не было ответов. Оставалась лишь грусть от осознания неизбежного прощания.

Я не спрашивала Вира о будущем, и он ни разу со мной об этом не заговорил. Мы оба избегали разговоров о завтрашнем дне, словно сознательно откладывали момент, когда придется столкнуться с реальностью. Мы оба молчали, строя наши отношения на мгновенных эмоциях и сиюминутных желаниях.

И все же… Той ночью я подумала: «Что, если мне остаться?»

***

Дни медленно тянулись один за другим. Теперь мы постоянно спали вместе в гроте Вира, за исключением ночей, когда я использовала вуаль. Все чаще я стала замечать, что видения, приходящие обычной ночью, почти не отличались от тех, что посещают меня на волшебной ткани. Означало ли это, что вуаль мне теперь не нужна вовсе или нет, я не знала, но на всякий случай каждую третью ночь послушно поднималась в зал на втором уровне и закрывала глаза в ожидании снов. Вир неизменно оставался неподалеку, охраняя меня от неизвестной опасности, которая могла возникнуть из дыры в стене.

Увидела ли я что-то стоящее за это время? Или, возможно, все, что мне снилось, имело значение, но я просто не могла уловить главного? Сны приходили каждую ночь, но они или рассказывали о чем угодно, только не о том, что происходило в Дехрадуне, или же обтекаемо намекали на людей, события, предметы, но ни одно из видений не удавалось расшифровать.

Черная тень, приснившаяся мне после возвращения из Асанны, приходила еще несколько раз, вызывая в душе то радость, то грусть, то безмерное горе. Как-то раз я видела Дэва, который обещал вернуться как можно скорее, и учителя, постигающего недоступные мне истины в медитации. Я даже видела Нетрама-джи – он снова уговаривал меня вернуться в Асанну, напоминая, что мое место именно там. Его слова: «Ты можешь многое. Надо просто верить» – и теперь звучат у меня в голове.

Я видела Дану, сидящую на валуне в тени баньяна, и слезы на ее лице. Мальчик из проклятой деревни, чье имя я так и не узнала, гладил мою сестру по голове, но так и не сумел утешить. Глядя на эту сцену, я осознала, что прямо сейчас мое место здесь, в этой пещере, и нигде больше. Я должна закончить начатое.

Однажды мне явилась мама, которая не захотела на меня даже взглянуть. Она была полностью поглощена высоким брюнетом, который с улыбкой шел рядом. Мама… Наверное, она не изменится никогда.

За все эти ночи Вир не появился ни в одном из моих снов. Но в каждом сне, о чем бы он ни был, присутствовал человек с ласковым, но пугающим голосом, полным змей с золотым ядом. Каждый раз, когда я смотрела на него, меня не покидало ощущение, что от человека в нем осталось совсем немного.

Перед сном я старалась сосредоточиться. Тренируя в себе веру, что я могу многое, думала о том, что должна увидеть, и вскоре ощущения стали подсказывать, что я почти у цели и нужная информация уже в пути. Осталось совсем немного.

Так прошло две недели. Дэв до сих пор не вернулся. От учителя тоже не было вестей. Казалось, мы остались одни во всем мире и, если бы не время, наше уединение могло бы понравиться обоим.

В гроте Вир запас достаточно еды, так что об этом не приходилось беспокоиться. Когда нам требовался костер, мы выходили на небольшую открытую террасу, о которой я раньше не знала. Дверь туда находилась через два помещения от лестницы, ведущей на второй этаж. Там мы заваривали чай, готовили чечевицу, а иногда даже жарили курятину, спрятанную в морозильной яме.

Интересное это приспособление – морозильная яма. Ни одного проводка, но холод, как на Северном Полюсе. На дне ямы лежала вечная ледышка, которую Вир обменял у Вада на повязку с заклятием, такую, как у него на запястье, а где Вад добыл эту ледышку, оставалось загадкой. Хоть он и страдал повышенной болтливостью, но этот секрет удержал в себе.

А еще мы много рисовали. Столько художественных материалов я никогда раньше не видела: карандаши, кисти, акварель, уголь, сепия, мел, бумага – все, что только можно представить. Я подарила Виру клячку, а он нарисовал мне на плече сердечко, алым карандашом прикоснувшись к повязке с символами. Сказал, что сердечко – это никогда не сотрется.

Мы были неразлучны. Держались за руки, словно ни на миг не могли отпустить друг друга. Вечерами Вир усаживал меня на колени, обнимал, и наши объятия непременно сопровождались нежными, но страстными поцелуями. От Вира пахло мятой. Глаза его, словно два темных бездонных омута, затягивали в себя без остатка. Он улыбался той самой улыбкой – искренней и доброй, какую больше никому не дарил. А я боялась даже думать о том, что вскоре уеду.

Сомнений не осталось – между нами была любовь. Но стоило ли об этом говорить вслух?

***

Вечером того дня, когда все самые странные предчувствия в моей голове выстроились в ряд в ожидании того, о чем я пока не догадывалась, мы сидели на террасе у маленького костра и пили чай с корицей.

Весь день моросил ледяной дождь, и долину затянул густой туман, который рассеялся лишь к вечеру. В воздухе висел аромат прелой земли. Как только луна показалась из-за гор, волки затянули тоскливые песни, прощаясь с уходящим днем, а птицы пустились в ритуальный облет территорий, чтобы затем вернуться в сырые гнезда.

Укутанные в теплые кофты, мы сидели на террасе, наблюдая за звездами. Вир нежно обнял меня за талию, и я положила голову ему на плечо. Если бы можно было превратить этот миг в бесконечность, я бы сделала это без раздумий. Я улыбнулась, представляя, как отреагирует Дэв, когда вернется. Никто, абсолютно никто не знал о том, что происходит между мной и