Мы упадем первым снегом - Айла Даде

– Ноги же мерзкие, – отвечаю я. – С какой стати мне хотеть, чтобы кто-то…

– Нокс.

Я приподнимаю уголок рта:

– Так и быть. Он стоит перед тобой.

Она прищуривается и смотрит мимо меня по обе стороны. Увидев там одних детей на досках и лыжах, она снова поворачивается ко мне:

– Очень смешно, Нокс.

Я усмехаюсь:

– Тебе не кажется нечестным, что ты знаешь мое имя, а я твое – нет?

– Нет.

Я невольно смеюсь:

– Хорошо. Может быть, ты скажешь мне, когда я скажу, что это я отвечаю за молодые таланты.

На ее лице написано удивление.

– Ты же это не всерьез, правда?

– Настолько же, насколько я стою перед тобой.

Она ненадолго закрывает глаза, а затем поворачивает голову в сторону и смотрит вдаль:

– Это было очевидно.

– Выкладывай: ты знаешь кого-нибудь, кто хотел бы обучать мелких сорвиголов? Но предупреждаю: за посредничество я не плачу.

Она не смеется над моей шуткой. Вместо этого она просто смотрит на меня без выражения и жует щеку, погруженная в свои мысли. Наконец, она произносит:

– Я хочу работать.

Сначала я думаю, что ослышался. Но когда она больше ничего не говорит и до меня постепенно доходит, что она говорит всерьез, я смеюсь в недоумении:

– Нет, не хочешь.

– Ну надо же! Ты действуешь мне на нервы, ты в курсе?

– Тогда почему ты до сих пор здесь?

Она пристально смотрит на меня:

– Потому что мне нужна эта работа. Я настроена серьезно. Что не так?

Прямо на нас мчится ребенок на сноуборде. Я осторожно поднимаю руку и отодвигаю свою собеседницу в сторону. Она снова вздрагивает, но, по крайней мере, меня больше не бьет.

– Так вот… – мой взгляд переходит с ее лица на ноги и обратно. – Ты очень миниатюрая. Молодые таланты – это в основном мальчики пубертатного возраста. Они утомляют. Они говорят глупости, требовательны, и с ними приходится действовать решительно. А у тебя, напротив, такой вид, будто они тебя сшибут при первой же возможности.

Она раздувает ноздри:

– Это сексизм! Хоть я и не парень, я все равно умею быть твердой.

– Возможно. Но все-таки… – я неуверенно втягиваю нижнюю губу и провожу по ней зубами. – Ты знаешь что-нибудь о фитнесе?

Она вздергивает подбородок:

– Я занимаюсь фигурным катанием в «АйСкейт».

Это меняет все. В мгновение ока. «Фигуристка».

От этого слова у меня как будто перехватывает дыхание. Я стою, как истукан, упершись ногами в снег, и все равно не чувствую опоры. Будто земля под ногами уходит. Будто я падаю в бездну, без страховки, без сознания. Может быть, все же с сознанием, потому что это еще хуже, ведь я чувствую все: чувствую боль, которая снова накатывает волной, чувствую жар и холод попеременно, пронзающие мое тело и раздражающие нервные окончания до предела.

– Эй!

Ее голос звучит откуда-то издалека, перемежаясь с шумом, но я не знаю, есть ли он на самом деле или только у меня в голове. Шум вокруг меня, громкий, хаотичный, возможно, даже оглушительный, я не могу понять, что это, но он сводит меня с ума. Лишь её голос, почти неслышный, отдаленный, глухой звук, как будто он доносится с берега, а я глубоко под водой.

– Все… все в порядке?

Я задыхаюсь. От воспоминаний, которые вызвало у меня это слово, к горлу подступает желчь.

«Фигуристка».

– Тебя не примут на работу, – выдавливаю я. У меня кружится голова. Разноцветные костюмы окружающих нас людей сливаются в сплошную мозаику.

– Э-э… ясно. Почему нет?

– Потому.

Она скрещивает руки на груди:

– Кто-то уже есть? Я лучше. Я докажу. Дай мне шанс. Пробную тренировку. Тогда я покажу, что могу обучать молодых талантов. Я в себе уверена.

Мой взгляд переходит на припухлость на ее лице и задерживается на ней. Она это замечает. Конечно, замечает. Именно этого я и добивался. Я знаю, что это некрасиво. Знаю, что она будет считать меня главным подонком во всей Америке. Может, так оно и есть, кто знает. Но сейчас я не вижу другого способа отвадить ее от себя.

«Фигуристка».

– Сомневаюсь.

Она хватает ртом воздух. На ее лице глубокий шок. В ее широко раскрытых глазах – неуловимый блеск.

Не могу утверждать, что это оставило меня равнодушным.

– Ты отвратительный, Нокс, – выражение ее лица полно неприязни. Она качает головой. – Отвратительный.

Она поворачивается и уходит.

Окружающий меня шум отходит на второй план.

Я не знаю, сколько времени я еще буду стоять на трассе и смотреть ей вслед. Знаю только, что до сих пор смотрю, хотя ее уже давно не видно.

Растерянный мальчик

Пейсли

Я просыпаюсь за десять минут до первого звонка будильника. В животе покалывает, сердце колотится. Ощущения точно такие же, как и в дни соревнований, только сегодня дело не в завоевании медали.

Сегодня мой первый официальный день в «АйСкейт». Я подпишу контракт. Контракт, над которым с самого начала будет висеть дамоклов меч и ждать, пока я сама завяжу себе петлю.

«Не думай об этом, Пейсли».

Сиреневое постельное белье шуршит, когда я поворачиваюсь на бок и сжимаю подушку, чтобы на мгновение зарыться в нее лицом и дать волю своему судорожному дыханию. Ногами я отшвыриваю пуховое одеяло в конец кровати, прежде чем встать и включить лампу на тумбочке.

Еще рано. Около шести. Сквозь щели жалюзи я вижу, как лунный свет освещает танцующие снежинки, словно воздух для них – сцена. Они напоминают мне себя, пробуждая в памяти образы давно минувших дней. Я вижу себя ребёнком с сияющей улыбкой на лице. Вижу, как я танцую свой первый танец на льду перед публикой в дешевом карнавальном костюме из секонд-хенда. Каждый шаг был наполнен магией, которую, кроме меня, никто не видел.

И эта магия осталась со мной. Она мой постоянный спутник. Сила, которая мною движет. Моя лучшая подруга. Голос внутри меня, который проносится по нервам щекочущим шепотом и поселяется в сердце. Голос, который говорит, что я должна бороться, если не хочу ее потерять.

Эту магию.

Потому что, если она уйдет, то обратно больше не вернется. Я должна ее удержать. Вот почему я не сдаюсь. Вот почему я здесь.

С тихим шорохом жалюзи возвращается на свое место, когда я убираю руку. Достаю из джутовой сумки спортивные штаны. Вещей у меня не так уж и много, поэтому я без лишних слов решаю сложить их в просторный шкаф Арии. Я открываю дверцы и охаю: либо дочка Рут оставила