А мы любили - Лия Султан

мой мальчик, — поцеловала, отложила и принялась искать те, где он совсем маленький. Нашла. Вытащила из прозрачных окошек, разложила вокруг себя на полу. А ведь и правда младший сын Даниала очень похож на Закирку. Те же бровки домиком, густые волосы, пухлые щечки. Они оба в папу.

“Как жестока судьба” — думала Джамиля, всматриваясь в любимое лицо, вспоминая, как кормила сына грудью, пеленала, баюкала. Его первые шаги, первые слова, первые поцелуи и объятия, маленькие теплые ладошки на ее щеках, бесконечное “мам, мам, мам”, по которому она безумно скучала.

Вот так, прижав его фото к груди, Джамиля и уснула, забылась, затерялась во тьме. А когда луч солнца играючи лег на прикрытые веки, она поморщилась и услышала тихий зов:

— Мама… мам. Мам, проснись.

Распахнув глаза, Джамиля не сразу сориентировалась. Шея затекла от того, что она уснула в неудобной позе прямо на диване. В комнате был бардак, и она лишь горестно вздохнула: всё теперь надо убрать. Внезапно в дверь позвонили, и Джамиля смутилась: кто мог обойти домофон? Поднявшись с дивана, она пошла в прихожую и даже не взглянула на себя в зеркало. А стоило бы.

Настроение испортилось, как только она посмотрела в глазок и увидела бывшего мужа. Подумала: какой, черт возьми, оперативный, прилетел из другого города ни свет ни заря.

— Уходи! — велела ему через дверь.

— Нет. Давай поговорим, — решительно возразил Даниал, положил ладони на холодный темно-серый металл.

— Нам не о чем говорить, — стояла на своем хозяйка.

— Я звонил тебе, у тебя телефон отключен.

— И поэтому ты пришел? Зря…

— Джама, — он стукнул кулаком — явно разозлился. — Открой или я выломаю дверь. А ты знаешь, я могу.

Джамиля скрестила руки на груди и пожевала нижнюю губу. Он ведь не шутил — захочет сломать — сломает. Развернувшись, она повернула замок вправо и все-таки открыла.

— Даю тебе пять минут, — процедила она и пошла в зал, напрочь забыв, что у нее там беспорядок.

Даниал вошел следом и остановился в дверях, окинув взглядом стихийное бедствие.

— Джама, ты опять?

— Что опять? — огрызнулась она. — Это просто фотографии.

— Это его фотографии, — сказал с нажимом и поднял с пола снимок их счастливой семьи: он, Джамиля, Камелия и Закир на море. Дочери тогда было 13, сыну 9. Джамиля уже была звездой, вела восьмичасовые новости и работала посменно: неделю она, неделю другой диктор. В свободные от эфиров дни занималась детьми и домом. Они тогда были очень счастливы.

Двенадцать лет назад

— Мам, давай вставай к папе, я вас сниму, — Камелия перехватила фотоаппарат у Джамили. — Что мы зря тебе такое платье красивое выбирали.

— И правда, — посмеялся Даниал. — А то только мама нас фотографирует, а ее везде мало.

Солнце садилось за горизонт. Море было спокойное и блестящее от золотистых лучей уходящего светящегося шара. Чайки кричали вдали, а песок под ногами стал уже прохладным.

— Так, давайте, вставайте ближе друг к другу, — командовала дочка. — Папа, обними маму и смотри ей в глаза. Да-да, вот так.

У Камелии загорелись глаза, когда она навела на родителей объектив и поймала их взгляды — такие живые, настоящие, теплые. Папа смотрел на маму влюбленными глазами, а она улыбалась ему и поглаживала по руке, которой он ее обнимал. Подол платья и длинные волосы красиво развевались на ветру. Даниал даже забыл, что они не одни и чуть наклонился, задев кончиком носа ее нос.

— Ой дурааашки, — засмеялась дочка.

— Поцелуй маму, пап, — потребовал Закир. — Ну давай. Целуй! Мы закроем глаза.

Смеялась и Джамиля. Даниал все-таки поцеловал ее, но в щеку, и дети довольно захлопали в ладоши.

— Ну все, на этом фотосессию можно считать закрытой, — сказал папа.

Наши дни

— Зачем пришел? — устало спросила Джамиля, положив руку на сердце.

— Хотел объясниться.

— Я уже все поняла. И посчитала.

— Да, — кивнул Даниал, глядя ей в глаза. — Алишер — мой сын.

— Твой сын от помощницы. Поначалу я даже удивилась, — усмехнулась. — А потом подумала: как предсказуемо и пошло — босс и его секретарша. И мы были все еще женаты.

— Между нами сейчас ничего нет. Только общий ребенок.

— Судя по тому, как Риана трогала тебя, она так не думает.

— Она это прекрасно знает, — от его тона веяло холодом.

— И зачем мне эта информация? — Джамиля подошла к нему так близко, что он мог поклясться, что слышит биение ее сердца. Задрав голову, бывшая буравила его взглядом, полным презрения и боли. Именно такой она была в последние месяцы их брака.

— Хочу, чтобы ты знала: моя самая большая ошибка в жизни, за которую я расплачиваюсь сейчас и буду расплачиваться в будущем — это связь с ней. А Алишер, — выдохнул он и опустил глаза, — так просто случилось. Я потерял бдительность.

— Еще раз: зачем мне эта информация? — чеканя каждое слово, сверлила его взглядом Джамиля. — Зачем мне знать, что ты пытался забыться с секретаршей?

— Я не оправдываю себя. Время тогда было тяжелое для нас обоих.

— Однако я не легла в постель с другим, — пустила смоченные смертельным ядом стрелы.

— Правильно. Ты вообще не вставала тогда с кровати, — насупился Даниал.

— И это стало поводом для измены? Жена — овощ, а молодая помощница всегда под рукой, — со всей злости выплюнула она.

— Давай, обвиняй во всем меня, как ты и привыкла. Да, я забылся Я ошибся. Но не потому что ты тогда была овощем, а потому что я устал. Физически, морально устал от всего. Ты не хотела жить, плюнула на живую дочь, на работу, на меня в конце концов. Мы с Камелией вытаскивали тебя, как могли. Она кормила тебя с ложки, я носил на руках и купал, потому что ты была настолько слаба, что не могла даже ходить. Истощение, обезвоживание, твои нервные срывы, бессонница. Мы пережили это с тобой. Я делал то, что должен делать муж. Я старался, как мог.

Напряжение нарастало. Видит Бог — он не хотел, но когда она становилась такой, у Даниала срывало к чертям все предохранители.

— Ты зачем пришел? Говорить мне гадости? — процедила сквозь зубы. — Я тебя не предавала.

Даниал стиснул зубы до выступивших желваков. Кадык резко дернулся от напряжения. Он держался, как мог, потому что она была права.

— Да, предал я. Мне за это отвечать. Ребенок есть и он мой. Но я не живу с ними. Обеспечиваю, но не живу.

— Мне все равно, с кем ты живешь, — блеснув глазами, чуть ли не по слогам проговорила.

А в нем уже проснулся зверь. Схватив ее за