Высокая небесная лестница - Джиён Кон

Ознакомительный фрагментclass="p1">Поезд уже исчез из виду, а я все еще какое-то время стоял на платформе. Возможно, тогда я захотел взять и уехать вслед за ней в Сеул. После той встречи еще несколько дней при виде проезжающего поезда в моей памяти всплывало ее лицо.

По чему я тосковал? Точно могу сказать, что не по какому-либо конкретному человеку. Скорее всего, я тосковал по прошлому, которое оставил и в которое не мог уже вернуться… Какая-то частичка моей души все еще цеплялась за покинутый мною мир и колебалась каждый раз, когда проезжал поезд, подобно цветам на ветру у железнодорожной насыпи.

18

Как-то весной у нас с собратьями-послушниками был выезд на природу. После столь активного отдыха, что выпал нам впервые за долгое время, отец-магистр побаловал нас парой кружек холодненького пива, от которого нас приятно развезло.

Обратный поезд до города W субботним вечером был забит до отказа. Во время посадки обнаружилось, что лишь мое место оказалось в другом вагоне. Без долгих раздумий я отыскал свое место и, устроившись поудобнее в покачивающемся в такт движению поезда кресле, заснул безмятежным сном. Открыв глаза, я увидел, что поезд уже миновал город W и доехал до Куми. Я и тут чуть было не опоздал – еле успел выскочить из уже почти закрывающихся дверей. И тут до меня дошло, что мои товарищи просто-напросто забыли про меня.

Носить с собой мобильные телефоны не дозволялось, а значит, и способа связаться тоже не было, да и карманы мои были пусты. Единственным утешением в этой ситуации служил хотя бы тот факт, что на руках у меня оставался выданный наставником билет до станции W. С мыслью, что смогу показать билет контролеру и всё ему объяснить или же попрошу позвонить в монастырь, я второпях запрыгнул на первый попавшийся поезд в обратную сторону. На мое счастье, билеты не проверяли, а усталость давно успела отступить под напором создавшейся ситуации.

Когда состав приближался к городу W, я не спеша поднялся с места и приготовился к выходу. Однако поезд не снизил скорость. Оказалось, он не останавливается на моей станции. Я уже хотел разразиться праведным гневом на самого себя из-за самонадеянности – я ведь даже не удосужился свериться с расписанием, – как увидел проплывающий мимо моих глаз монастырь.

Он высился над окружающей местностью, безмолвно взирая на железнодорожные пути. Немногочисленные освещенные окна поблескивали издалека. И в ответ в самых глубинах моей души ярко загорелся огонек страстного желания вечно недостижимого рая. А еще, к моему изумлению, в это короткое мгновение я ясно увидел холм, на котором всегда замирал с отрешенным видом и смотрел вниз на проходящий поезд. Тот холм без меня был пуст. Грудь пронзила жгучая боль. Тогда мне довелось испытать горесть того, кого изгоняют из стен монастыря. И внезапно объект непонятной тоски, которую я постоянно испытывал, глядя со стороны на проезжающие поезда, поменялся с дома в Сеуле на монастырь, когда я увидел его из окна движущегося вагона.

Доехав до Тэгу, я снова пересел в поезд и уже за полночь смог добраться до ворот монастыря. Внезапно накатившее чувство облегчения и умиротворения перекрыло обиду на нерадивых товарищей, что вышли на станции, напрочь забыв про меня.

19

Обитель была погружена в темноту. Казалось, над ней опустилась пелена иссиня-черной ночи. И над этой темно-синей завесой тихо мерцали большие круглые звезды. Их мягкое свечение вместе с отраженным от речной глади блеском обволакивало контуры крыш и стен аббатства. Тишь, вселенское безмолвие и присутствие Того, Кто говорит в безмолвии, окутывало монастырь. Тогда я впервые подумал: «Ну вот, наконец-то обитель стала моим настоящим домом, и я останусь в ней на всю свою жизнь». Поразительно, что это непредвиденное приключение и несколько часов скитаний вселили в меня уверенность, что мое место здесь. Я сложил ладони. «О Господь! Да прославится во всем Имя Твое!»

И пусть нам приходилось физически нелегко, нас переполняла благодать; и, хотя мы не обладали богатствами мира, энергия била из нас ключом. Будучи желторотыми новичками, мы усвоили, что в жизни всегда нужно возвращаться к истокам. Мы чувствовали, что познали нечто сокровенное, чего никогда не найти в ярких огнях суматошных улиц, и с безрассудным бесстрашием считали, будто ради постижения истины не жалко и жизни положить. Мы стремились стать чем-то священным. Как же молоды мы тогда были…

20

Естественно, что среди нас, молодых послушников, некоторые выделялись особо. Это Михаэль и прекрасный Анджело. Мы сдружились и, словно трое родных братьев, были не разлей вода, поэтому нашу троицу – Михаэля, Анджело и меня, Йохана, – даже прозвали Мианйо.

Михаэль выделялся всегда, где бы ни находился. Он был на два года старше меня и приехал сюда после окончания достаточно известного института, упоминая который, он всегда слышал в ответ: «И с чего ты вдруг отказался от карьеры и решил стать монахом?» Высокорослый Михаэль с длинными руками и ногами весил при этом нереально мало, поэтому на первый взгляд мог показаться тощим слабаком – казалось, он покачнется от дуновения ветра, – но его лицо… волевой подбородок, острый нос и смуглый цвет кожи вселяли уверенность, что ему все будет под силу и в конце концов он на голову опередит всех нас, новичков.

В духовной семинарии он тоже проявил выдающиеся способности. Даже у священника, преподававшего так ненавистную нам латынь, округлялись глаза от проницательного ума Михаэля. А учитель тот был очень строг и вечно упрекал нас традиционными, но всегда жалящими сердце словами: мол, как же нам не стыдно перед теми старушками, что из последних сил откладывали скудные гроши, работая на рынке, и пожертвовали их храму, чтобы мы могли на эти деньги бесплатно обучаться? Делая это, они ведь надеются, что мы станем великими священнослужителями…

Так вот, настоятель монастыря даже подумывал о том, чтобы отправить Михаэля учиться в Рим или Германию раньше положенного срока.

Он вставал с кровати ровно в пять часов утра, с особой тщательностью облачался в сутану и после мессы за трапезой вместо приготовленных на столах хлеба, сосисок и джема выпивал всего лишь немного молока. После трапезы он молился, гуляя по заднему двору монастыря с четками в руках. По окончании новициата и после дачи временных обетов, когда каждому выделялась отдельная келья, свет в его окне всегда горел до поздней ночи. А если я приходил в библиотеку аббатства за книгой, то, как правило, в списке читавших до меня всегда можно было обнаружить имя послушника Михаэля.

Практически не