Не дразни меня - Ольга Сергеевна Рузанова

Приехал?! Так быстро?!

Ошалев от ужаса, подскакиваю на ноги и срываюсь с места. Выбегаю из гостиной и бросаюсь в сторону лестницы.

- Стоять! - догоняет в спину разъяренный рык, который лишь придает мне ускорения.

Нет уж, орать на меня при прислуге я не позволю.

Перескакивая через две ступеньки, пулей взлетаю на второй этаж и несусь в свою каморку. Врываюсь и развернувшись, упираюсь в дверь двумя руками, будто это спасет, если он решит зайти сюда.

Сердце долбит в груди, шум в ушах оглушает, поэтому его голос проникает в мое сознание как через толщу воды.

- Ты где, блядь?!

Слышу, как хлопают двери. Он что, ищет меня во всех комнатах?...

А потом он приближается. От его агрессивной энергетики стены дрожать начинают. Ручка моей двери рывком дергается вниз, и я чувствую давление.

- Отойди, - велит он, а в следующее мгновение я отлетаю в сторону вместе с дверью.

Запрыгиваю на кровать и, зажавшись в угол, прижимаю колени к груди.

- Не подходи! - ору во всё горло. - Помогите!...

Оборотень, разом заняв собой всю мою каморку, застывает на пороге. Из-за его плеча выглядывает суслик.

Обведя взглядом комнатку, он непонимающе морщится. Я гоняю кислород через легкие литрами.

- Ты чё здесь делаешь, дура?

Встречаюсь взглядом с перепуганным Иваном.

- Живу.

- Здесь?! - уточняет, - нахрена?!

- Меня Иван сюда поселил.

Обернувшись, Литовский расстреливает его глазами. Представляю, как сейчас страшно бедолаге. Заикаясь, он пытается что-то объяснить, а Лютый просто смотрит и молчит, и тогда суслик не выдерживает и позорно сбегает.

Мы остаемся вдвоём.

- Собери свои вещи и перенеси их в другую комнату.

- В какую?

- В любую! - давит голосом, - Свободную.

- Ладно.

- Это что такое?! - переворачивает телефон экраном ко мне.

От страха и волнения мое горло деревенеет. Не уверена, что не пропал голос.

- С-список....

- Решила зубочисткой в меня потыкать? Мозгов вообще нет?

- Это вещи первой необходимости...

- Ещё раз выкинешь что-нибудь подобное - я за себя не отвечаю.

Выходит, не потрудившись закрыть за собой дверь, а я мысленно бросаю в его спину топор.

Идиот. Даже зубочисткой можно убить, если знать, как.

Глава 6

Ярослава

Мне страшно. Ужас держит за горло ледяной рукой. Руки и ноги неподъемные, тела своего вообще не чувствую и разумом отчетливо понимаю, что это всего лишь сон.

Один из сотни, что мне приснились раньше.

Меня снова дерут собаки. Я не ощущаю боли, но вижу кровь и чувствую её запах. Эти воспоминания живут со мной с детства.

Я кричу во всё горло, но из него ожидаемо не выходит ни звука. А собаки не унимаются, повалив меня на землю, жадно рвут плоть.

Просыпаюсь, когда легкие скукоживаются от недостатка кислорода, и я начинаю задыхаться. Хватаю воздух открытым ртом и отбрасываю одеяло в сторону. Руками быстро-быстро ощупываю свои ноги и, найдя шрамы на лодыжке, успокаиваюсь.

Боже. Ротвейлеры не снились мне уже больше года. Ни одного кошмара даже после смерти Марата, и я надеялась что они навсегда перестали мучить меня. Но нет....

Вернулся ещё один детский страх.

Он родился, когда однажды на заднем дворе нашего дома на меня напал ротвейлер брата. У них как раз шли занятия - Марат учил своего пса атаковать человека. Я выбежала на газон очень не вовремя. Собака схватила меня за ногу и протащила через весь задний двор. Прокусила ногу до кости, а потом нацелилась на горло, но подоспевший брат успел оттащить её. Я помню каждое мгновение, несмотря на то, что мне было всего семь.

Раны зашивали, но с обеих сторон щиколотки всё равно остались глубокие вмятины.

С тех пор у меня развилась кинофобия - патологическая боязнь всего, что связано с собаками. И все мои ночные кошмары связаны именно с ними.

Взяв в руку телефон, смотрю на время и зажигаю фонарик.

Я, как это всегда бывает после таких снов, с головы до ног мокрая. Облепившая грудь и спину футболка холодит кожу и вызывает нервный зуд. Нужно срочно в душ, а я из вредности отложила переезд в другую комнату, оборудованную отдельным санузлом, на завтра.

Так что, придется выходить отсюда глубокой ночью. Сама виновата.

Поднимаюсь с кровати, зажигаю в каморке свет и, вынув полотенце и свежую пижаму из шкафа, приоткрываю дверь и прислушиваюсь.

Дом спит, только по традиции откуда-то издалека доносится еле слышный бубнеж работающего телевизора. Это, наверное, суслик передачу «Мир дикой природы. Эти загадочные сурикаты» смотрит.

Выхожу из каморки и, быстро переставляя ноги, шагаю к общей ванной. Запираюсь изнутри, быстро скидываю одежду и залезаю в душевую кабину. Остатки ночного кошмара стекают мыльной водой в слив. Дышать становится легче.

Моюсь, стараясь не намочить волосы, вытираюсь насухо и надеваю чистую одежду. Затем, повернув замок и открыв дверь, снова замираю и, не услышав ничего подозрительного, выскальзываю из ванной.

Делаю два шага по направлению к своей каморке и резко останавливаюсь. Из комнаты напротив начинают доноситься очень недвусмысленные звуки - скрип матраса и утробные стоны горничной.

- А-а-а-а-а... Ад-а-а-ам... ещё! Ещё!... Только не останавливайся!... Умоляю!

Воздух застревает в бронхах плотным комком, кожа вмиг покрывается испариной.

Чёрт!... Они там что... трахаются?!

- Да!!! Да, Ад-а-ам!... Еби меня!... Еби!

Её голос напоминает рыдание сумасшедшей. Становится жутко. Волосы на моем затылке начинают шевелиться. Что же он там с ней такое делает, если она так вопит?

Смочив пересохшее горло слюной и облизав губы, я тихонько приближаюсь к двери комнаты и слышу его грубый приглушенный голос:

- Рот закрой! Ты чё орешь?!...

Она слушается, кричать во всё горло перестает, но продолжает мычать и будто плакать. Ей так хорошо или так плохо?...

Проведя рукой по влажному лбу, делаю ещё один крохотный шажок, но в это мгновение дверь распахивается, и я едва не впечатываюсь в обнаженную грудь Литовского.

Ужас накатывает лавиной. Я не успеваю сориентироваться и взвизгиваю от страха.

- Адам! Что случилось?! - пищит из комнаты Карина.

Он молча захлопывает дверь за своей спиной и, схватив за лямку майки, толкает меня к стене. Мои колени подгибаются, и я едва не валюсь на пол.

Не дает, удерживая ткань пижамы в кулаке.

- Ты охуела в край, я смотрю.

Я мотаю головой, не в состоянии вымолвить ни слова.

Он почти голый. Кроме трусов, на нем ничего нет.