Освобождение Луки - Виктория Эвелин

собственной. В мгновение ока она сгорбилась, обхватив себя руками в защитном жесте и сжав кулаки. Ее взгляд метнулся к закованному в цепи мужчине, стоящему на коленях на полу всего в нескольких футах от нее. Его большие руки были скованы за спиной, а голова свесилась вперед. Он спал?

— Не волнуйся, — объявил Хелас. — Пока он без сознания. Я разбужу его, когда доберусь до диспетчерской.

Она взглянула на Хеласа, затем снова на мужчину. Даже сгорбившись, она могла сказать, что он был огромен. Его обнаженная грудь и торс были мускулистыми, и хотя он стоял на коленях, его голова доставала до ее грудной клетки. Когда он стоял, в нем было больше шести футов.

Ее дыхание участилось, а горло словно сдавило. Она бросилась к Хеласу и двери. Лука был слишком большим.

— Что, если он вырвется?

Хелас оттолкнул ее на пол.

— Ты останешься здесь. Он прикован цепью к стене. Если появятся его отметины, я тебя выпущу.

Лука что-то проворчал во сне, и она замерла, широко раскрыв глаза.

— Похоже, он просыпается, — воскликнул Хелас, хлопая в ладоши. — Мне лучше пойти в диспетчерскую. Я буду наблюдать. — Он указал на маленькое окошко, установленное над дверным проемом.

Прежде чем она успела пошевелиться, дверь была закрыта и заперта на ключ.

Элис долгое время сидела совершенно неподвижно в углу комнаты, наблюдая за мужчиной и пытаясь контролировать свое дыхание. Холодный пот выступил у нее на теле.

Он не может освободиться, — напомнила она себе, разглядывая тугую цепь, соединяющую его скованные запястья со стеной позади него.

Когда она впервые увидела Луку, он был совершенно голым. Теперь она с облегчением увидела, что на нем были мягкие свободные брюки, низко сидящие на бедрах.

Ее взгляд привлек большой синяк, тянущийся вдоль его грудной клетки. В ней снова вспыхнул гнев. Они что, ударили его? Осматривая его тело, она увидела его бледные татуировки, изгибающиеся вокруг других небольших порезов и синяков, некоторые почти зажившие, некоторые свежие.

Она начала расслабляться. Этот подвергшийся насилию человек, Лука, не был ее врагом. Ей нужно было помнить об этом. Он был таким же пленником, как и она. Возможно, он не так опасен, каким его изобразил Хелас. Они, вероятно, пытались напугать меня. — Как только она подумала об этом, воспоминание о рычащем Луке, когда его черные глаза впились в нее, пришло ей в голову, и ее охватила паника.

Громкий хлопок эхом разнесся по маленькой комнате, заставив цепи загреметь. Тело Луки сжалось, а затем он взревел от боли, пытаясь освободиться от своих цепей, прежде чем резко затихнуть.

Он повернул к ней голову, и сквозь его темно-каштановые спутанные волосы она увидела, как его глаза сфокусировались на ней. Его зрачки были настолько расширены, что она могла различить лишь слабый намек на льдисто-голубую радужку. Пока она смотрела, и белки его глаз, и радужная оболочка стали окутаны черным.

Его ноздри раздулись, и он попытался повернуться к ней всем телом. Глубокая чернота его глаз и дикость внешности делали его похожим на персонажа из фильма ужасов. У Элис перехватило горло. Она перевела взгляд на пол, не в силах выдержать его неестественный взгляд.

— Это о-означает, что ты у-узнаешь меня, верно? — ее голос дрожал от страха, хотя она пыталась сохранять спокойствие.

Подняв глаза, она обнаружила, что он наклонил голову к ней, как животное.

Она вдохнула так глубоко, как только могла, но, казалось, никак не могла отдышаться.

Он начал вырывать свои руки, гремя цепью. Когда она отодвинулась еще дальше, слезы застилали ей зрение, он зарычал и начал сопротивляться сильнее. Его мышцы напряглись от усилия, и он не сводил с нее глаз.

Зловещий стон металлического основания, к которому была прикреплена цепь, заставил ее сжаться в комочек. Она обхватила голову руками и начала раскачиваться.

Нет, нет, нет. — Он собирался вырваться на свободу, и если бы у него хватило сил вырваться, он наверняка разорвал бы ее на части, хотел он этого или нет.

Слезы капали на ее обтянутые джинсовой тканью бедра, пока она ждала звука щелкающего металла, но его так и не последовало. Все еще прикрывая голову руками, она подняла глаза на несколько дюймов, чтобы посмотреть, что случилось с Лукой.

Он тяжело дышал и напрягался в своих цепях, но прекратил попытки освободиться. Когда он увидел ее лицо, его брови сошлись на переносице. Он моргнул и потряс головой, словно пытаясь прояснить ее.

Сквозь завесу спутанных волос он снова посмотрел на нее. Его глаза все еще были черными, но выглядели более осознанными, чем минуту назад.

— Ты все еще там, Лука? — тихо спросила она.

Его веки сузились, но он не ответил.

Он мог вырваться — они оба это знали. Однако он остановился, взял себя в руки.

Спасибо, что остановился.

Лука, казалось, постепенно расслаблялся, когда она говорила, поэтому в перерывах между короткими вдохами она продолжала говорить.

— Как долго ты здесь? Тебя захватили в плен, или держать людей в заложниках — это нормально на этой планете? — Неудивительно, что он не ответил, но она обнаружила, что разговор с ним тоже подействовал на нее успокаивающе. Ее сердцебиение замедлилось до нормального уровня, а дыхание стало ровным.

Судя по темным спутанным волосам, закрывавшим его лицо, он был здесь уже некоторое время. Она поймала себя на том, что ей очень хочется откинуть его волосы назад и рассмотреть его получше.

Поскольку это, казалось, успокоило его и определенно успокоило ее, она продолжила говорить вслух.

— Ты не отвечаешь, потому что не можешь меня понять, или потому что наркотик в твоем организме затуманивает твой разум? — Элис придвинулась к нему на дюйм.

Сколько она себя помнила, Элис всегда питала слабость к поврежденным и сломанным вещам. Ее мать, а также друзья на работе и в школе постоянно упрекали ее за то, что она слишком милая. Когда она была ребенком, она помнила, как ходила по их дому в поисках жуков, чтобы поймать их и выпустить на волю. Ее мать ненавидела жуков и убивала их на месте.

Когда она стала старше, и спасение насекомых превратилось в реабилитацию маленьких раненых животных, Элис решила, что хочет стать ветеринаром. В настоящее время она заканчивала колледж, работая в грязном баре.

Если когда-либо существовало существо, более нуждающееся в помощи и нежности, чем Лука, она не могла себе этого представить. Она изучала его, и ее сердце разрывалось все сильнее по мере того, как обнаруживалась каждая новая травма.

Даже грязный и в синяках, она могла сказать, что он