Шум дождя - Тори Ру

мне подлетает встревоженная Лиза, враждебно пялится вслед незнакомцу и, получив от меня утвердительный ответ, с горечью в голосе бубнит: — Пошли отсюда. Ребята уезжают на вписку, за город. На всю ночь. А меня за такое мамаша заругает.

— Кто это был? — я запоздало обретаю дар речи и, чтобы не упасть, вцепляюсь в руку сестры. — Что за парень? Ты же знаешь его?

— А… Это местный фрик. В группе Фантома учится, но мы с ним не связываемся.

***

После завтрака папа, чертыхаясь и производя неимоверный грохот, повесил на кухне пару шкафов, а потом родители засели за ноутбук и до сих пор выбирают мягкую мебель — изучают специализированные сайты, бурно обсуждают ассортимент, фактуру и цвет ткани. Раскрываю новую книгу и перестаю вслушиваться в их диалог.

Расположившись на подоконнике, Лиза что-то рисует на планшете, и я, обмирая от любопытства, тайком посматриваю в экран. С каждым движением стилуса в нем все более подробно воссоздается наш унылый однообразный пейзаж, состоящий из многоэтажек с вереницами застекленных балконов, но, нельзя не признать: у Лизы обалденная техника. Дочь взяла немалую часть маминого таланта.

— Варь, а у тебя есть хоть какие-то увлечения? — заметив мой интерес, неожиданно спрашивает Лиза, и я крепко задумываюсь.

О моей прошлой, «тепличной» жизни и досадной травме она наслышана, и именно поэтому восприняла мой приезд в штыки, но в жалости и сочувствии я не нуждаюсь. Я во всем ищу плюсы. Например, авария помогла мне отделаться от зацикленности на голубях. Во всяком случае, теперь я хотя бы их день и ночь не малюю и успешно создаю видимость нормальности.

Я неопределенно пожимаю плечами:

— Ну… Я люблю музыку…

— Какую?

— Разную. Все, что слушает папа. — Лиза разочарованно вздыхает и снова берется за стилус, и я быстро добавляю: — А вообще, я собираю городские легенды.

— Надо же, — она удивленно приподнимает бровь и глядит на меня чуть пристальнее, чем обычно. — Ребята тоже любят рассказывать страшилки. Про стремные места этого города, про разных мемных персонажей. Иногда их так несло, что домой приходилось возвращаться чуть ли ни бегом. Было реально страшно! Правда, я тогда еще не встречалась с Фантомом.

Ее щеки заливает румянец, а я пялюсь на нее во все глаза. Оказывается, под неприступной маской сарказма и отчужденности скрывается ранимая и неуверенная в себе девчонка, по уши влюбленная в надменного, красивого, но не слишком приятного парня…

Это открытие нужно как следует уложить в голове, а пока я решаю нагло воспользоваться возникшим между нами доверием:

— Лиза, а можно мне и сегодня потусить с вами?

— Блин, Варь, — она напрягается, но нарывается на мой грустный, наполненный мольбой и трагизмом взгляд и нервно постукивает пальцами по корпусу планшета. — Ладно. При условии, что ты будешь помалкивать и сядешь там же, где и вчера.

От радости я готова удушить ее в объятиях, но отказываюсь от этой идеи как от несвоевременной, и мучительно подбираю слова:

— Спасибо… А этот… Шарк, — на его имени в горле пересыхает, — Он, ну… С кем-нибудь встречается?

— Что, влюбилась? — Лиза ставит точный диагноз и усмехается, но я возмущенно мотаю головой:

— Нет. Просто вчера он первым подвалил познакомиться, а я не знаю, с чего начать наше общение.

— Мой тебе совет: лучше не начинай, — Лиза опускает лицо, выбирает цвет на палитре и сосредоточенно растушевывает, явно давая понять, что аудиенция окончена. Но повисшую между нами тишину нарушает бодрый стук в дверь, папа объявляет, что рагу и печеные ребрышки готовы, и призывает нас на кухню.

Ужин проходит в атмосфере гармонии, тепла и полного взаимопонимания, но я тороплю время и с трудом досиживаю до традиционного десерта Анны. Прикончив его за минуту, спешу в комнату, не слишком удачно копирую свой вчерашний макияж и надеваю клетчатую юбку и лонгслив.

— Ты опять в этих шмотках? — Узрев меня, Лиза приходит в ужас. — Серьезно? Переоденься! Люди подумают, что мы нищие, не подкидывай лишний повод для глума.

— А по-моему, образ подобран отлично, и я пойду в них! — отрезаю я.

Ведь именно эти вещи привлекли внимание Шарка.

***

Сегодня ярко-алый закат — тревожный, ослепляющий, величественный. Спальные районы, окутанные красным смогом, перемигиваются бликами в сонной дали, вода в фонтанах сделалась рубиновой, как вино, медные волосы Шарка кажутся огненными, а в черных глазах мерцают дьявольские искры.

Я сижу на своей скамейке и не отсвечиваю, любуюсь им, задыхаюсь от восторга и трепета и глупо улыбаюсь. Я бы и рада хоть что-то сказать, но язык прилип к нёбу, а мозг перестал генерировать связные мысли.

Шарк на меня не смотрит — вовсю заигрывает с симпатичной высокой девчонкой.

Спешащие по домам прохожие напоминают блуждающих в малиновом тумане призраков, бездомный мужик у памятника героям Гражданской войны показывает всем желающим карточные фокусы, и я на несколько долгих минут забываю о Шарке. У бродяги поразительно фактурная внешность — длинный нос, усы как у Сальвадора Дали, близко посаженные глаза, и в моей груди возникает жгучее, зудящее желание взяться за карандаш или кусочек угля и перенести его черты на бумагу. Впервые за полгода я искренне сожалею, что покалеченные пальцы не гнутся, и с карьерой художника пришлось распрощаться.

С заходом солнца холодает, из заросшего сквера выползает темнота и стремительно пожирает остатки дня.

Шарк снимает черный пиджак, галантно набрасывает на плечи озябшей девчонки, и на его руке, от запястья до локтя, расцветает тату в виде акулы с хищным оскалом.

Столь прекрасное зрелище вынести я не могу и отворачиваюсь. Надо что-то предпринимать и, желательно, прямо сейчас! В поле зрения попадает одинокий фургон с мороженым и я, вызвав замешательство у честной компании, соскакиваю со скамейки и громко выдаю:

— Ребята, кому мороженое? Лиза, Шарк, что вам купить?

— А? — растерянно переспрашивает тот, но хотя бы отвлекается от своей пассии: — Нет, красотка. Я такое не ем.

Лиза что-то шепчет Фантому на ухо, покидает его колени, за локоть оттаскивает меня к кустам и шипит:

— Что за детский сад? Хочешь — иди и покупай! При чем тут я и ребята?

В этом обществе мажоров и позеров она становится пластиковой, неприятной и максимально чужой, и я опять проваливаюсь в бездонное болото одиночества.

— Так и сделаю! — с дебильной улыбкой объявляю я, но в груди разрастается ощущение катастрофы. Что ж, зато мороженое здорово лечит душевные раны.

Как побитый кошкой голубь, ковыляю к фургону, встаю перед зазывно раскрытым окном и долго выбираю топпинги и посыпки, перенимаю из рук полной тетеньки огромный рожок и