Хозяйка медовых угодий - Ри Даль

укрытая сеном. Шайна помогла нам забраться, накрыв одеялом. Я прижимала Лину, чувствуя, как её сердце колотится. Телега тронулась, скрипя, и я покрепче сомкнула губы, чтобы не кашлять — лихорадка ещё держала за горло.

— Куда мы? — шепнула Лина, уткнувшись в меня.

— На пасеку, — ответила я. — Там безопасно.

— А пчёлы? Они не ужалят?

— Не ужалят, — я улыбнулась, хоть она не видела. — Пчёлы добрые, если их не злить. Как я.

Лина затихла. А я лежала и вслушивалась в ночь. Страх не отпускал. Хильда могла заметить пропажу. Но Шайна вела телегу уверенно, и я доверилась ей. Она рисковала всем — своей работой, своей безопасностью, может, даже жизнью. Почему? Из-за Лины, своей племянницы, дочери Эйлы, которую она не смогла спасти. Я чувствовала её боль, как свою. Потеря Сони разорвала моё сердце, и я знала, каково это — винить себя за то, что не защитила тех, кого любишь. Шайна была сильной, но её усталые глаза выдавали тоску. Я доверяла ей, но страх шептал: а что, если она ошиблась? Что, если пасека — не убежище, а ловушка?..

Телега скрипела, каждый ухаб отдавался болью в моих ноющих суставах, а сердце колотилось так, будто хотело переломать мне рёбра. Под грубым одеялом, укрытым сеном, мы были невидимы, но я чувствовала себя абсолютно беззащитной под взглядом луны, словно она могла выдать нас Хильде или барону.

Мои мысли путались. Я всё ещё не могла до конца поверить, что я теперь — Мариса Орвель, а не Марина Горохова. Память о моей доченьке, Соне, её заливистом смехе, её непослушных волосиках, вплеталась в образ Лины, и я цеплялась за это чувство, как за спасательный круг. Всё это не просто так, и я понимала, что, если уж судьба рспорядилась подобным образом, что дала мне вторую жизнь, значит, у меня точно есть миссия здесь, которую я обязана выполнить…

Телега внезапно качнулась, и я затаила дыхание. Кожа покрылась мурашками, и я крепче обняла Лину, словно могла укрыть её от всего мира.

— Всё будет хорошо, — шепнула я, больше для себя, чем для неё. Лина не ответила, но её пальцы сжали мою руку, и это придало мне сил.

Телега замедлилась, и я напряглась.

Шаги. Тяжёлые, мужские, с хрустом гравия под сапогами.

Мой пульс ускорился, кровь застучала в висках.

Кто это?.. Стража? Хильда?..

Я представила, как нас вытаскивают из телеги, как Хильда орёт, а Лину бьют… Мои ладони вспотели, несмотря на холод, и я стиснула зубы, чтобы не задрожать.

— Назовись! — рявкнул мужской голос, низкий и грубый, как рычание пса.

Телега остановилась, и я почувствовала, как Лина вздрогнула, уткнувшись лицом в моё плечо.

— Шайна Селиван, — ответила Шайна, её голос был спокойным, но я уловила в нём напряжение, как натянутая струна. — Везу дрова лесничему, по приказу барона.

Я затаила дыхание, молясь, чтобы охранник поверил. Мои лёгкие горели, требуя воздуха, но я боялась даже выдохнуть. Лина дрожала, её пальцы впились в мой рукав, и я гладила её спину, пытаясь успокоить, хотя сама была на грани паники.

Что, если он проверит телегу?.. Что, если заметит нас?..

Мысли вихрем кружились в голове, каждая хуже предыдущей. Желудок сжался, к горлу подкатил ком, и я зажмурилась, пытаясь отогнать самые худшие опасения, которое уже рисовало моё подсознание.

— Дрова? — в голосе охранника сквозило подозрение. — Посреди ночи? С каких пор барон так печётся о лечничем?

— Откуда же мне знать? — отрезала Шайна, добавив в голос лёгкую насмешку. — Я лишь исполняю то, что велено, а не задавать лишних вопросов. Чего и от тебя требуется. Или хочешь, чтобы я сказала барону, что ты задержал его приказ?

Я восхитилась её смелостью, но страх не отступал. Моя грудь сжималась, каждый звук — скрип телеги, шорох сена, фырканье лошади — казался предательским. Я представила лицо охранника: суровое, с холодными глазами, как у тех, кто не знает жалости. Может, он пьяный, как Шайна надеялась? Но его голос звучал трезво, и это пугало ещё больше.

Что, если он подкуплен Хильдой? Или просто любит власть? Я знала таких людей в своём мире — мелкие тираны, упивающиеся чужим страхом. Здесь, в этом суровом мире, они наверняка были не менее опасны.

— Не дерзи, женщина, — буркнул охранник, и я услышала, как он шагнул ближе. Сапоги хрустнули по гравию, и моё сердце пропустило удар. — Что там у тебя в телеге? Покажи.

Мир замер. Мои глаза распахнулись, хотя под одеялом была только тьма. Лина всхлипнула, и я прижала её сильнее, шепча одними губами: «Тише, тише». Мой страх стал осязаемым, как липкий сироп, заливающий лёгкие. Я не могла дышать, не могла думать.

Если он найдёт нас… Всё кончено. Лина попадёт к Хильде, а я… Я не знала, что со мной сделают, но воспоминания Марисы — боль, голод, крики Хильды — подсказывали, что ничего хорошего.

— Дрова, говорю же, — Шайна повысила голос, но я уловила в нём дрожь. — Хочешь копаться в щепках? Валяй, только барону потом сам объяснишь, почему задержал.

— Без тебя разберусь, — огрызнулся охранник. — Откинь сено. Живо.

Глава 6.

Сердце стучало так громко, что я боялась, будто охранник услышит его. Лина дрожала в моих объятиях, её маленькие пальцы впились в мой рукав, и я чувствовала, как её дыхание становится прерывистым от страха. Тьма под одеялом была удушающей, липкой, как паутина. Прямо по закону подлости, захотелось кашлянуть, и я держалась буквально из последних сил.

Шайна молчала, и эта пауза длилась целую вечность. Я представила её лицо — усталое, с тонкими губами, сжатыми от напряжения, но с искрой упрямства в глазах.

— Ну? — рявкнул охранник, и я услышала, как он шагнул ещё ближе, очутившись в каких-то сантиметрах от телеги. — Или мне самому лезть туда?

Приступ кашля мог вот-вот вырваться наружу. Не передам, сколько усилий мне стоило удерживать этот позыв.

И вдруг раздался смех. Смеялась Шайна, да так заливисто, что опешили, кажется, все.

— Ох, Йохан, ничему тебя жизнь не учит! Помнишь, как ты в прошлом году сено переворачивал, а потом Хильда тебе за грязь в амбаре выволочку устроила. Хочешь ещё раз её гнев на себя навлечь?

Я замерла, пытаясь понять, блефует ли она. Но, похоже, Шайна точно знала, что делает.