Воля владыки. В твоем сердце - Рия Радовская

Больше времени вместе? Нет. Больше обязанностей и скучных посиделок с утомительными подданными? Да. Зависть и неприязнь? Да. Мою верность? Нет. Проблемы сераля и отчасти мои, которые теперь станут твоими? Да. Следующую течку со мной? Ты бы и без метки ее получила. Так скажи мне, оно того стоило?

Лин медленно провела пальцами по шее, там, где еще несколько часов назад был халасан. Так привыкла к нему, что странно было ощущать кончиками пальцев голую кожу. Нащупала болезненную припухлость метки.

— Что ж, теперь ты знаешь, что я мечтала о ней не ради положения в иерархии сераля. Для меня это доказательство, что ты меня хочешь. Хочешь назвать своей, хотя бы еще на одну течку. А остальное… Зависть и неприязнь? Поверь, их и без того хватает. Твои проблемы, которые могут стать моими? С меткой или без нее, я всегда готова и рада помочь тебе с ними. Твоя верность? От кродахов не требуют верности ни в этом мире, ни в том. Да, оно того стоило. Ты подарил мне бесценные слова и бесценные минуты. Ты сделал меня счастливой. Самой счастливой анхой в обоих мирах. А все, что я должна буду делать… главное, объясните вовремя. Научусь, разберусь и сделаю.

— Думаю, Лалия объяснит лучше всех. Значит, «самая счастливая анха двух миров?» Мне нравится, как это звучит. И как это пахнет, — он склонился ближе, и Лин закрыла глаза, почувствовав прикосновение его губ к губам. Долгий, мягкий, нежный поцелуй, не такой, от которого закипает кровь и хочется немедленно получить все и еще немного, не приглашение к сексу, а логичная точка в сложном разговоре. Лин принимала его радостно и спокойно, а когда губы разомкнулись и она открыла глаза, вдруг поняла, что непроглядная ночная тьма сменяется зыбким предрассветным сумраком.

— Мы провели вместе всю ночь? — улыбнулась Лин.

— Я хотел показать тебе рассвет в пустыне. А потом поедем обратно.

Лин обняла его, потерлась щекой. Призналась:

— Мне так спокойно сейчас. Счастливая и спокойная. Никогда бы не подумала, что оно так хорошо сочетается. Наверное, после дворца, битком набитого посольствами со всей Ишвасы, пустыня — лучшее решение. И, — Лин прислушалась, — она снова поет. Громче, чем ночью. Тоже встречает рассвет?

Асир встал. Медленно повел головой, то ли прислушиваясь, то ли нюхая воздух. Лин обвела взглядом горизонт. Край неба светлел по всему востоку, серые громады облаков окрасились нежным лилово-розовым сверху и алым снизу, как будто в них отражались красные пески пустыни. Черные в ночи волны барханов стремительно набирали цвет: интенсивно-алый на гребнях, там, куда падали первые рассветные лучи, темно-багряный на склонах, все еще почти черный — там, где пролегли длинные утренние тени. И песня… как будто вместе с красками пустыня обретала и голос. И, хотя барханы были неподвижны, Лин вспомнила вдруг нарастающий шторм на берегу Утеса…

Асир крепко сжал ее руку.

У горизонта, там, где радостно алели рассветные облака, на фоне заголубевшего неба протянулись тонкие нити смерчей. Пока тонкие. Лин много раз видела такие в море и прекрасно знала, какими они долетают до берега и сколько бед способны натворить.

— Асир…

— Уходим. Эта песня — предупреждение. Шайтан!

Зверогрыз возник рядом мгновенно. Асир взмыл в седло, дернул следом Лин.

— Держись.

Лин едва успела обхватить его за пояс, как Шайтан сорвался с места. Мчался так, словно за ним гналась сотня самых настоящих шайтанов из бездны. Ветер свистел в ушах — сначала, а вскоре начал выть, гулко и грозно. Барханы вот так, на бешеной скорости, стали казаться настоящим морем, штормовым, гудящим, вспененным. Песок, поняла Лин, это ветер поднимает песок! А позади хоботы смерчей плясали, множились, сливались, и в какой-то миг их словно съела вставшая от земли до неба багряная стена. Песчаная буря?

— Талетин! — будто услышав ее мысли, крикнул Асир.

Талетин. Ядовитый ветер, проклятие Имхары. Его, кажется, ждали через два-три дня?

Проще было закрыть глаза. Не смотреть. Все равно от нее ничего не зависело сейчас. Почти ничего: она должна была крепко держаться, не паниковать, не дергаться и слушать Асира, если он что-нибудь скомандует. В общем, как говорили у них в участке о всяких потерпевших: «Не мешайте вас спасать!» Но не смотреть было невозможно и немыслимо. К тому же уши заткнуть все равно не получилось бы, а слушать этот вой… Наверное, если закрыть глаза, начнет чудиться, что вокруг кружат стаи бешеных зверогрызов! Или те самые шайтаны уже догнали и тащат в бездну. А это всего лишь ветер. Всего лишь песок. От которого они, может, и не убегут, потому что стена бури движется немыслимо быстро, а вокруг остается все меньше чистого воздуха и все больше алой взвеси, мешающей нормально смотреть.

— Лин! — Асир, похоже, кричал ей в ухо, но за воем и сумасшедшим гулом она почти не разбирала его голоса, а ветер уносил слова.

— Да!

— … глаза!.. лицо! Дыши… Ядовитый! Поняла?

«Ядовитый». В голове наконец щелкнуло нужное. Инструкции по действиям в чрезвычайных ситуациях. Респираторов или хотя бы мокрых тряпок у них нет, времени остановиться нет, значит…

Лин закрыла глаза и вжалась лицом в рубашку Асира. Даже такой фильтр лучше никакого. Дышать… неглубоко, наверное? И спокойно, да. И верить. Асиру. Имхаре. Будущему… или в будущее? Которое у них будет. Обязательно.

Глава 3

Бешеную скачку через пески Асир почти не запомнил. Да и нечего там было запоминать, кроме рокочущего гула в ушах, будто за ними гнался не талетин, а взбесившееся стадо круторогов Сафрахина, и густого алого марева, которое обступало со всех сторон, наваливалось сухой тяжестью на плечи и забивалось в глотку. А что в самом деле запомнил — глухой, протяжный стон пустыни. Назвать подобное песней вряд ли кому-то пришло бы в голову. Зато этот стон будто толкал вперед, подхлестывал, так что Шайтан летел быстрее ветра — он не собирался сгинуть среди песков, ему хотелось домой. Асиру тоже хотелось вернуться. И в то же время…

Давно он не скакал наперегонки с ветром, давно его не гнала запредельная опасность, летящая следом так неизбежно и неотвратимо, что хотелось не сбежать от нее, а обернуться и встретить лицом к лицу. Будоражащие, пьянящие мысли. Знакомые любому кродаху, хоть раз державшему в руке меч. Только вот ни меч, ни самый мастерский дальнострел такому врагу не противопоставишь. А чтобы сдохнуть в ядовитом ветре, нужна не отвага, а полная голова безрассудства. Такие выкрутасы не для владыки, а для глупого мальчишки на пороге