Райский остров - Джилл Барнет

– Привет, ребенок, – его низкий голос согревала улыбка.

Аннабель помахала ему. Хэнк засмеялся, и смех этот глубоко тронул Маргарет. Малышка встала, уморительно подбросив самое себя вверх, подошла к нему, переваливаясь на пухлых ножках, привычно устроилась на его ногах – Хэнк сидел по-турецки – и ловко повернулась спиной к нему, запрокинув голову так, что ее волосы цвета спелого абрикоса смешались у него на груди с его черными.

– Привет!

Маргарет словно окаменела. Она была так растрогана, что в носу у нее защипало, слезы подступили к глазам, в горле встал комок.

Она отвернулась, попыталась восстановить дыхание и поняла, что у нее на самом деле кружится голова.

Уже через два дня Хэнк добился того, что Лидия плавала по-собачьи в бассейне. Теодор в это время уже скатывался с водопада. Дразнил сестру, и та очень старалась догнать его.

Маргарет сидела в тени большого хлебного дерева на противоположном берегу небольшого водоема, одетая с ног до головы. Хэнк подплыл к ней, оперся руками о скалу и принялся внимательно смотреть на нее. Маргарет неловко заерзала. Дело в том, что она просто умирала от жары. Пот тек с нее ручьями, лоб был в испарине, она вытирала его рукой и обмахивалась широким зеленым листом.

– В воде прохладнее, Смитти.

– Не сомневаюсь.

– Ты не была в воде с тех пор, как вы втроем бродили по волнам.

Она пожала плечами.

– Проклятие, возьми какую-нибудь тряпку, обмотайся ею и плавай. Что здесь такого?

Она бросила на него затравленный взгляд.

– Ты больше не сгоришь. Твоя кожа закалена. – Хэнк подтянулся на руках, вылез из воды на край бассейна и сел с ней рядом. Вода текла с него маленькими струйками, и около ее ног образовалась целая лужица.

Маргарет еле заметно отодвинулась, но Хэнк все равно пересел к ней поближе.

– Посмотри. – Он задрал ей юбку и приложил свою руку к ее икре. – Твои ноги уже почти такого же коричневого цвета, как и мои.

Она резко опустила подол.

– Никогда так больше не делай.

– Бога ради, Смитти. Ты что, думаешь, я первый раз вижу женские ноги? – Он покачал головой и спрыгнул в воду.

Когда он вынырнул, встал на дно и опять обратился к ней, Маргарет поняла, что не хочет смотреть ему в глаза.

– Поверь, я видел все, что только можно увидеть по женской части.

Хэнк понял, что она взволнована. Но Маргарет промолчала.

– Твои ноги ничуть не отличаются от тысячи других женских ножек.

Хэнк снова ушел под прохладную воду и не торопясь поплыл. Себе-то он мог признаться, что сейчас бесстыдно соврал. Пожалуй, ему еще не приходилось никогда в жизни произносить такую чудовищную ложь.

Это случилось несколько дней спустя. Хэнк шел по узкой полосе сонного, залитого солнцем пляжа. Смитти сидела и задумчиво водила пальцем по песку. Она не сразу заметила его, и некоторое время он за ней наблюдал. Волосы ниспадали ей на плечи, и их прядями лениво играл ветерок. Он подошел совсем близко, она встрепенулась и лихорадочно все стерла. Интересно, что она там писала? А может быть, рисовала?

Он шел прямо на нее и остановился в каком-нибудь метре. Она была одета во фланель, открыты были только лицо, кисти рук и ступни ног. Очевидно, ей было очень жарко. Она же еще ругает его за упрямство. Он сел рядом. Близко-близко. Смитти окинула его испепеляющим взглядом, что его ужасно рассмешило. Остерегаться надо было ей самой в первую очередь. Сначала он решил выждать, не начнет ли она разговор первой, поэтому откинулся на локти, вытянулся на песке и стал наблюдать за тем, как чайки ныряют в море. Но вскоре он почувствовал на себе ее взгляд и поднял голову. Она смотрела куда-то ему в грудь. Хэнк скосил глаза, но ничего не увидел, а потом она уже отвела взор в сторону моря.

– Если ты будешь сидеть здесь и париться, то, может, позвать аборигенов, они тебя доведут до готовности?

– Какой ты остроумный.

– Стараюсь.

– Ни к чему. Я просто думаю.

– Шутишь? Думаешь? – Хэнк расхохотался и стал ждать продолжения, но его не последовало, Смитти молчала.

Хэнк с удивлением прикидывал, когда она разродится какой-нибудь очередной идеей. Ее волосы выгорели, как будто тропическое солнце, завидуя, вытравило из них золото. На щеках играл здоровый нежный румянец. Она вообще замечательно выглядела. Хэнк подумал, что Смитти – одна из самых красивых женщин, если не самая красивая, каких он когда-либо встречал. Но не это было в ней самым главным. У нее был острый ум, и, хотя он поддразнивал ее это вызывало в нем симпатию и уважение. Ему нравились ее остроумные замечания и колкости. Она никогда не оставалась в долгу. Она заставляла его думать, шевелить мозгами, и одно это было неплохо. Ему пришлось по душе то, что она вечно вызывала его на поединок и была непредсказуема.

– Что тебя гложет, дорогуша?

– Я тебе не дорогуша.

– А могла бы ею стать.

Смитти медленно повернулась и лукаво посмотрела на него.

– Ох, сердце девичье, успокойся, молю.

Хэнк захохотал.

– Ну, не хочешь разговаривать – мы могли бы...

Он хотел сказать грубость, но остановился.. Одно дело было называть вещи своими именами про себя, другое – вслух. Он был уверен, что она будет оскорблена, правильно. Ему хотелось подразнить ее, а не обижать, поэтому он сделал вид, что вообще ничего не сказал.

Когда он все-таки поднял на нее глаза, то вдруг понял, что ее снедают те же чувства, что и его. Они оба все время ощущали присутствие другого. Он приподнялся и сел поближе. Вдруг Смитти подняла руку, словно пытаясь остановить его, указать на невидимый барьер, их разделявший. Хэнк понял, что это естественная реакция, инстинктивный жест. Он ничего не сказал, но не стал и придвигаться.

Но тут рука ее упала, как белый флаг, – сигнал о сдаче на милость победителя. И уже через мгновение она лежала на песке в его объятиях.

Он схватил ее голову руками и стал яростно целовать. Какой она была желанной! Боже милостивый, как он скучал по вкусу женщины! Эта была самой сладкой из всех, кого он когда-либо пробовал. Ему так хотелось длинных, горячих, волнующих поцелуев, он изнемогал от неутоленных желаний.

– Нет! – закричала Смитти и вырвалась, вскоре ей удалось восстановить дыхание, затем она вскочила и отвернулась к морю.

Хэнк тоже поднялся и встал рядом. Последовала неловкая пауза.

– Все размышляешь, милочка? Неужели ты до сих пор не поняла, что никакие думы не помогут тебе?

– Уходи.

– Я могу оставить тебя наедине с мыслями, но это не решит твоих проблем.