Август, воскресенье, вечер - Тори Ру

— Очень больно, да? — Ваня задергивает тюль, садится на корточки возле меня, осторожно убирает с моей щеки прилипшую влажную прядь и пристально изучает полученные повреждения. От его рентгеновского взгляда по коже рассыпаются приятные мурашки, дыхание сбивается, и я тихо всхлипываю — когда он рядом и смотрит вот так, пространство между нами становится вязким, густым и наэлектризованным. Покраснев до кончиков ушей, Ваня быстро поднимается, достает из морозилки пакет замороженных ягод и протягивает мне. — Вот, приложи, это должно помочь.

Пробормотав благодарность, прикладываю спасительный холод к пылающей щеке, но Ваня лишь сильнее заводится:

— Блин, что с ним не так⁈ — Он рывком выдвигает второй стул, занимает его и откидывается на металлическую спинку. — Этот чел больной, или вот настолько возомнил себя хозяином жизни?

Я невесело усмехаюсь и поправляю подвернутый краешек цветастой скатерти:

— Ага. Я же говорила про местную религию под названием понты, и он — ее главный последователь. Бабло, сила, власть… Он не спрашивает, он просто берет свое. В его жизни был лишь один непререкаемый авторитет — лучший друг Толик Рюмин, точно такой же дегенерат. Но он давно в могиле. Отец все пытался создавать видимость идеальной семьи — покладистой и робкой жены и во всем успешной дочки, но мы с мамой роптали и постоянно его бесили. Когда он нашел молодую любовницу, резко восстановил уважение среди пацанов! Запросы ушлой девки он не тянет, но непомерная гордость не позволяет сдать назад. И он прет вперед. Вот что бывает, когда пытаешься казаться круче, чем ты есть, — я тяжко вздыхаю. — Прости, что стал свидетелем мерзкой сцены и спасибо за то, что снова спас.

— Тебе надо выбираться отсюда. Любой ценой. Надо что-то делать, Лер! — я опять улавливаю исходящую от Вани вину за слитый тест и избиение ремнем, откладываю оплывший пакет и расправляю плечи:

— Я над этим работаю, Вань. И первый шаг уже сделан. Как только я осмелилась дать ему отпор, поняла, что он на самом деле слабый. Он несчастный и жалкий, и я больше его не боюсь. Самое удивительное, что моему примеру последовала и мама… Эй, мы не несем ответственность за решения других людей, помнишь?

Он молча кивает и отворачивается к окну.

Над крыльцом качаются черные ветви черемух и сортовой вишни, по подоконникам стучат первые крупные капли, размеренно и четко тикают настенные часы.

— Что с твоей бабушкой? — я наконец решаюсь задать волнующий, но очень тяжелый вопрос и замираю в ожидании плохих новостей. Почему-то снова припоминается разговор тети Марины с Илюхиной матерью, и какая-то невнятная, вертлявая, зудящая догадка, которую нельзя поймать и препарировать, снова и снова не дает мне покоя.

— Утром, как только мы уехали на экскурсию, мама зашла ее проведать и обнаружила без сознания.

— Что говорят врачи?

— Официально — ничего, — Ваня скрещивает на груди руки. — Но в приватной беседе посоветовали готовиться к худшему.

Меня скручивает невыносимое, болезненное бессилие. Да, я обещала простить себя за все свои прошлые выходки, но разгром ее любимого детища — теплицы с рассадой — теперь до конца жизни останется на моей совести.

— Как же так… А я собиралась к ней в гости. Мне так нужно перед ней извиниться! Думаешь, у меня не получится⁈

Рыдания встают поперек горла, но Ваня накрывает мою руку своей и легонько сжимает.

— Думаю, она знает о твоих намерениях и не злится. Точнее, я уверен в этом, Лер.

Мы снова одни во всем мире, и реальность качается и уплывает. Только он может единственным словом привести меня в норму, подбодрить, утешить и выключить боль.

— Чаю? — неожиданно предлагает Ваня, заговорщицки прищуривается и умоляюще поднимает брови. — Пожалуйста, составь мне компанию! Один я чуть от тоски не взвыл. Правда, на десерт у меня ничего нет.

— Так давай испечем шарлотку с ягодами! — я тут же цепляюсь за возможность вынырнуть из болота скорби, трясу перед его лицом подтаявшим пакетиком и, вспорхнув со стула, без спроса распахиваю холодильник и шкафчики. Все необходимые ингредиенты чудесным образом находятся, Ваня пялится на меня, как на сумасшедшую или на волшебницу, и задумчиво соглашается:

— Давай попробуем.

Мы двадцать минут ищем и собираем старенький миксер, взбиваем белки до устойчивых пиков, щедро сыплем в них муку, заливаем тесто в форму и отправляем в духовку. Вскоре по кухне распространяется тонкий, умопомрачительный запах ванильной выпечки.

Мы опять болтаем о разных глупостях, хохочем как ненормальные и ожесточенно спорим, однако имеем схожую точку зрения на большинство явлений и вещей, и запросто могли бы трепаться и философствовать еще сутки напролет.

Я все сильнее и безнадежнее влюбляюсь. С ним интересно и весело. С ним моя душа…

Природа окончательно слетела с катушек — бросает в стекла пригоршни воды, выламывает рамы, сотрясает стены и завывает голодной собакой. От ослепительного голубоватого разряда на миг закладывает уши, и мощный раскат грома с шипением и эхом грохочет над крышами.

Помелькав, в во всем поселке гаснет свет.

— Кажется, молния ударила в подстанцию! Такое и прошлым летом случалось! — я вскрикиваю, и от первобытного ужаса немеют пальцы и покалывает пятки. Кое-как нахожу в смартфоне фонарик, и Ваня, с моей подачи порывшись в шкафчике под потолком, вытаскивает из него оплывшую стеариновую свечу на антикварном бронзовом подсвечнике. Чиркает спичка, и слабый желтый огонек выхватывает из темноты узорчатые шторки, композиции из сухой травы в деревянных рамках, ажурные салфеточки, сахарницу и стеклянный заварник.

— Опять тяжелая романтика: ужин при свечах! Клянусь, я не специально! — Ваня еле сдерживает смех, щелкает зажигалкой, и над конфоркой газовой плиты расцветает голубой цветок. Наполнив водой эмалированный чайник, он ставит его на огонь и, вооружившись рукавицами-прихватками, склоняется над духовкой и наконец водружает на стол румяный результат наших совместных трудов.

Мы сметаем шарлотку и чай в считанные минуты, а потом, толкаясь пятыми точками, сражаясь на полотенцах и брызгая друг в друга водой и пеной, дружно моем посуду. Я пьяна от зеленого чая с мятой и лаймом, от вкуснейшего десерта с черникой и ванилью, от бесконечных разговоров и обжигающих взглядов… Я пьяна от присутствия Вани.

Он дорог мне. Как самый близкий друг. Как родственная душа. Как герой моих несбыточных