Орешек - Полевка

- Поверь мне, у тебя просто течка, - Брендон повернулся на бок и притянул к себе горячее тело, - просто твой организм почувствовал рядом подходящего партнера, вот и торопится…

- Куда торопится? Не понимаю… - зрачки у омеги расширились, - Брендон?

- Дар, ты был раньше с альфой? - Брендон и сам знал, что нет, слишком чистый запах, который пьянил и толкал на безумство. Омежка испуганно покачал головой и облизнулся, - останься со мной, я буду нежным…

- Мне страшно… - прошептал омега и сам потянулся за поцелуем.

Первое касание, как узнавание. Как будто, наконец, нашел недостающий кусочек паззла и все встало на свои места. И душа успокоилась и полетела, как птица… Это было, как возвращение домой. Спокойная радость и узнавание… будто идешь по новой дороге, но при этом узнаешь все, как во сне, когда ты попадешь в незнакомое место, которое уже знаешь… Все было так бесконечно правильно: и этот запах, и округлость ягодиц, которые как будто специально были сделаны, чтобы удобно лечь именно в эти руки, и изгиб шеи, и маленькое ушко, в которое хотелось засунуть язык, вылизать и прикусить за мочку…

Мысли у Брендона закончились, совсем… остались только инстинкты, движение, стремление забрать свое, теплое и тугое, и скольжение нежной кожи под ладонью… Мимолетную боль альфа искупил щедрой нежностью, и омега отдался во власть сильных рук и губ. Выгибаясь под мощными толчками, вскрикивая и раскрываясь, чтобы принять еще и отдать еще больше. А Брендона вело от всего происходящего, как от наркоты, когда мир искрит и пульсирует в такт простых движений вверх и в глубину. И его самого уже знобило от наслаждения… все было так бесконечно правильно, как будто вся прошлая жизнь была именно ради этого момента… когда омега забился под ним, выплескиваясь белесыми каплями себе на живот, и замер, как мотылек, проткнутый булавкой.

Дар заснул во время первой сцепки, для него все происходящее было слишком… слишком сильно и мощно, чтобы думать и анализировать, он просто отдался во власть инстинктов и откинул все мысли на потом. Он проснулся-очнулся от того, что его вылизывают, как котенка, и опять разводят колени, чтобы снова наполнить светом и нежностью. Он чувствовал себя заварным эклерчиком, пустоту которого наполняют медовой начинкой. Он и не знал, что можно быть настолько счастливым и завершенным. Это и есть счастье?

Утро сменилось вечерними сумерками, а Брендон даже не обратил на это внимание. Прошел рабочий день, а он не нашел и минуты, чтобы связаться с секретариатом, отменить все встречи. Кажется, звонил коммуникатор? Все было неважно… он вслушивался в тихое дыхание Дара и умирал от нежности. Он не знал, что нежность бывает такой болезненной, она словно прорастала в сердце, пуская корни, ломая защиту и все преграды, и отвоевывала себе место, чтобы свернуться там пушистым комочком.

А потом была томительно-нежная ночь, Брендон плавился, как кусочек льда и топил в себе омежку. Он понимал, что стоит остановиться, что для первого раза всего и так было слишком много, и даже выброс гормонов не перекроет усталость мышц. Не хотелось, чтобы удовольствие перешло в дискомфорт растянутых связок и натертой слизистой. Стоит остановиться и дать Дару отдохнуть, только вот руки отказывались отпускать свою добычу. Это было просто выше его сил, отстраниться и перестать прижимать к себе такого желанного омежку.

Вся ночь так и прошла в борьбе с самим собой, последний разочек перетекал в самый последний, а потом в самый-пресамый. Когда рассвело, Брендон рассмеялся сам над собой, он почувствовал себя ребенком, который не может остановиться, пока не доест последнюю конфетку из коробки. Но он взрослый человек и сможет взять себя в руки! В животе заурчало, а где-то в глубине дома хлопнула дверь. Брендон выбрался из кровати и, подхватив с пола пижамные штаны, быстро нацепил на себя условную одежду. Он вышел на кухню, и только увидев ошарашенное выражение на лице Марты, понял… он сам пришел…

Как будто и не было болезни… он прислушался к себе. В теле была приятная усталость после долгого сексмарафона, но ноги уверенно стояли на полу и даже и не думали своевольничать.

- Доброе утро, Хозяин, - Марта, похоже, взяла себя в руки первой.

- Доброе, - буркнул альфа и отправился к холодильнику. Достав бутылку с молоком, сорвал крышку и присосался к горлышку, позабыв о хороших манерах. И только вылакав все до последней капли, довольно потянулся всем телом. - Откройте комнаты на втором этаже. Вещи Дара перенесите в соседнюю с моей спальню. Наведите, наконец, в доме порядок и расставьте все вещи по своим местам. Передайте Санчо Пансе, что я голоден, и пусть он мне привезет стейков штук пять, и ребрышек, он знает откуда… и кофе, сразу три больших порции, я собираюсь сегодня поработать дома.

Брендон принюхался. От него пахло потом, спермой и смазкой. Он отправился к двери сауны, наконец-то можно помыться, как самому хотелось… но, открыв дверь под лестницей, он посмотрел на замершую Марту.

- Но это все завтра, когда мы уедем на работу. А сегодня тихо всем! Дару надо выспаться…

*

Брендон чувствовал себя превосходно. Но при Даре приходилось сдерживать избыток радости. Он четко помнил уговор, что омега будет с ним, пока он не восстановится, поэтому приходилось казаться слабее, чем он был на самом деле. Но это не напрягало, наоборот, давало массу преимуществ. Теперь можно было открыто перед всем миром прижимать его к себе, делая вид, что опираешься на него, как на трость. Вот и сегодня машина остановилась не в подземном гараже, а перед центральным входом. Брендон зашел с уверенностью главного хищника в стае, осматривая свои владения, но при этом положил руку на плечо омеге, то ли опираясь на него, то ли подтверждая свою власть над ним.

А вот Дар чувствовал себя откровенно уставшим и вымотанным. Он, хотя и спал почти сутки, но чувство было такое, будто по нему проехался каток по имени Брендон. Но, несмотря ни на что, Дар, чувствовал себя спокойным и умиротворенным. Рука на плече давала чувство защищенности и еще… радость… тихую и совершенно не обоснованную. Сегодня на рассвете они занимались любовью, не сексом, а именно чем-то нежным и возвышенным, и невероятно приятным. Дар потом оттирался мочалкой в душе, пытаясь стереть с себя запах альфы и надеялся, что припухшие губы и счастливый взгляд не выдадут его перед посторонними.