Встречная-поперечная - Антонина Циль

— Никогда, — тихо проговорила Маша. — Этого не будет никогда.

Змей развернул ее к себе:

— Я ведь могу опять вас зачаровать… и кровь возьму без согласия. Или вон жрица моя ее вам пустит, очень ей хотелось бы ваше место занять. Но она понимает, что силой не вышла, — это уже предупреждающе прозвучало для Амалии, которая с ненавистью глядела на них из-за потрескавшейся деревянной колонны.

— И зачаровать можете, и заставить, и кровь без спросу взять, — согласилась Маша. — Но зачем вам та, кто предана никогда не будет? А выпадет шанс – сама прирежет.

— Передумаете, когда увидите, сколько власти я имею, сколько у меня золота, драгоценных камней, земель, домов…

Маша засмеялась, и ее уверенный смех поколебал убежденность Полозовича. Он не справился с эмоциями и на миг потерял самообладание: из-под маски существа, считавшего себя выше простых смертных, показался обычный страх.

— Вы же сами только что сказали, что я сильнее остальных. Знаете, в чем моя сила? В моем деле, которому я, как мой отец, себя посвятила. В Поперечье. Я к нему добра – а оно ко мне.

— Нечисть? — губы Абрамцева искривились. — Навь может быть к кому-то добра?

— А вот посмотрим.

Их было множество. Тихие, скрытные, они окружали храм. Пигси, берегини, лесовушки, даже саламандры и кикиморы ради такого дела от спячки пробудились. Мария чувствовала их неясное бормотание. Они пришли не ради Маши, а устали от постоянного страха и заняли сторону того, кто имел храбрость встать против Зла.

— Марья Петровна, — вернув самообладание, раздраженно сообщил Змей. — Я жил в теле известного оккультиста, забирая души и жизни, натравливал бедняков на богатеев, проливал кровь и крал людские обличия. Что мне ваше Поперечье?

Абрамцев крепко схватил Машу за руку и подтащил к чаше с запекшейся кровью.

Амалия запела, низким грудным голосом на незнакомом, но отчасти понятном маше языке. Змеиное наречие она когда-то изучала, но не глубоко. Жрица раскрывала врата между жизнью и смертью, и в них Маше предстояло шагнуть, чтобы, как было ей обещано, умереть, но остаться живой – нежитью стать.

Свечи по углам замерцали. Змей схватил протянутый жрицей костяной кинжал и провел лезвием по внутренней стороны своей ладони. Кровь, полившаяся в чашу, поначалу была красной, но после приобрела выраженный зеленоватый оттенок и зашипела, касаясь стенок.

— Рептилия, — прокомментировала происходящее Мария.

— Госпожа Ос-с-синина, — прошипел Змей, — лучше бы вам промолчать, а то ведь я могу все обещанные вам блага отменить. Останетесь под землей и будете остаток жизни рожать мне детей.

— Не дождетесь. Вы вообще смешны. Это какой-то… фарс, ей богу. В двадцатом веке под землей ползать и девиц похищать. Вас поймают и в какой-нибудь музей старинных ужасов отправят, в банке, в спирту.

Змей скрипнул зубами и перехватил поудобнее Машину руку, занеся над ним свой нож. Амалия взвыла речитативом, повторяя слова черного заклятия. Глазки деревянных змеев по всему капищу вспыхнули, будто огоньки на рождественском дереве. Стало красиво и… совсем страшно. Маша в свою очередь выкрикнула призыв на поперечном языке. Увидела, как вспыхнули в пространстве словеса с причерками...

Нечисть хлынула в храм сквозь дырки в стенах. Саламандры выжигали самоцветы из глаз статуй, лесовушки грызли тела змей, пигси рвали древесину на волокна, крупная лебедушка влетела почти в самую чашу и сильным клювом выбила кинжал из руки Абрамцева. Одна за другой тухли свечи, в полумраке завизжала Амалия.

— Напрасно вы это все затеяли, милая! — Змей упрямо отмахнулся от пары шипастых костоедок. — Пеняйте на с-с-себя!

Маша с ужасом увидела, как трансформируется лицо Сергея – от человеческого к змеиному… шея вытягивается, хрустят позвонки… монстр тянется к ее ключице, чтобы вонзить в нее змеиные клыки – и замирает с приставленным к чешуйчатому кадыку родовым кинжалом Левецких.

— Машенька, отойди от него, — велел невесте Иван Леонидович. — Там фроляйн Амалия… слева, нехорошо будет, если ее съедят твои подопечные. Позаботься о ней, ma cherie, а я пока разберусь с этим… искусителем.

Маша посмотрела на жениха... особым взглядом. Вот вроде не с упреком, но с чем-то таким… многозначительным в глубине глаз. Все дамы, которых Иван когда-либо знал, рано или поздно выучивали вот такой взгляд.

Но Маша тут была в своем праве – смотреть на Ивана настолько укоризненно, насколько ей хотелось. Он потом ей все расскажет, а она поймет. А что страху натерпелась... если они оба выживут, Левецкий ее всю жизнь на руках будет носить.

Они ведь ее потеряли. После того как вляпались в стену черной силы, поставленную Змеем у моста. Пока разбирались с напастью, Полозович увел Машу в Навь, по тому самому навьему лугу. Хозяина луга, лесовика, вставшего на защиту владений, Змей просто-напросто развеял пеплом.

Возгонцев все же не зря свой хлеб ел: за время странствий его «Дикой охоты» по Приречью ему и его сотоварищам удалось найти тропу змеепоклонников. По ней Левецкий и Возгонцев и двинулись, наобум, надеясь на помощь свыше.

Да, в Приречье еще оставались почитатели змеиного культа, и наверняка водила их в храм не нынешняя жрица, а кто-то постарше, опытный, хорошо знающий здешние места, не давший борцам с чернообрядием отыскать святилище раньше.

Дед, вложивший огромные силы в разрушение черного магического покрова у моста, помочь уже ничем не мог. Любава увела его в село, к Догве. Такая плотная стена антиматерии, как, плюясь и ругаясь, научно выразился Возгонцев, убила бы всех, обратив плоть в темную энергию.

И где Лучинский только этому научился? Должно быть, у колдунов Амазонии, которых тамошние жители называли «морч», смерть. И возможно – Ивану было больно об этом думать – так же погибли жертвы Лучинского во время бунтов. Многие тела тогда так и не были найдены.

Навь поглощала руны поиска, и даже Возгонцев не мог отыскать следы Змея и его спутниц. Граф остановил поиски и развел руками. Левецкий покачал головой – он не сдастся.

Моровая Дева, возникшая на пути Ивана и Алексея, Левецкого не испугала – настолько полон он был отчаяния и досады на себя самого, не просчитавшего варианта с Навьим лугом.

Паутинница состояла на тропе.

— Не надо! — Возгонцев схватил Ивана за рукав. — Сожрет ведь, пакость!

Сожрет, наверняка сожрет, согласился Иван, но это потом, где-то