Бургер для неверного мужа, или Попаданка берется за дело - Даша Семенкова

– Солнышко, мне приятно, что вы меня цените, но я ведь ещё всем этим владею. И закусочной, и столовой, и домом. Ещё и майонез хочу попробовать отдельно выставить на продажу. У меня рук не хватит делать все самой! – вспомнила недавний разговор и вздохнула. – Теперь и вечеринка эта...

Он спросил, что за вечеринка такая, которая совсем не радует. Пришлось объяснить. Что у меня, кстати, ещё и муж есть, который переживает не лучший период, и орда его друзей, которые считают себя и моими тоже.

– А, светская жизнь. Так бы сразу и сказала, что у тебя есть занятия повеселее. Ты ведь жена миллионщика, зачем, в самом деле, самой напрягаться.

– Перестань ты ещё. Да, жена. Приходится иногда в его жизни участвовать. В светской в том числе. Поверь, это совсем не весело.

Василь посмотрел на меня с прищуром. Будто подозревал, что привираю, но не догадывался, в чем именно.

– Честно? Не пойму, как вас жениться-то угораздило. Вы такие разные. Живёте словно порознь. Тебя я часто вижу, в последнее время аж каждый день. А с мужем и не видел никогда.

Я попыталась объяснить, что в таких семьях как наши браки просто так не заключаются. О нашем договорились когда мы ещё вообще ничего в силу возраста не решали. И мы друг друга не выбирали, а исполнили волю своих семей.

– То есть он тебе даже не нравится? – фыркнул этот несносный мальчишка.

Как будто факта, что я вообще-то замужем, недостаточно. Обязательно нужно подробности выпытывать.

– Ну почему сразу... Нет, он на самом деле парень неплохой. Очень умный, хотя сразу и не скажешь. С ним бывает весело. И ко мне в целом хорошо относится, даже помогает иногда. Когда не просили. Думаю, мне повезло, ведь при таких вводных все могло быть намного хуже.

– У нас так-то по закону свобода воли. Разве нельзя было отказаться, если бы хуже?

– Не знаю. Все ведь нормально. Зачем об этом рассуждать.

Тем более я понятия не имела, отказалась бы Николина Ризман или нет. Милош-то понятно почему не мог, а она? Неужели была настолько послушной, что безропотно пошла куда послали?

Или ей просто некуда было идти, кроме как замуж. Злобному дяде не нужна, родители умерли, из пансиона выпустилась. Остался доходный дом, который правильнее в тот момент было назвать расходным, аристократическое происхождение и долги. Ну и воля покойного папеньки, не исключено, что для неё все равно что закон.

Да уж. С Милошем ей действительно повезло. В худшем случае сослал бы куда-нибудь в тихое место с глаз долой, и оба остались бы довольны. А вот со мной ему, похоже, не очень.

55.

Когда я вернулась, сразу Милошу надоедать не стала. Предложила через прислугу вместе поужинать, и, получив отказ, оставила его в покое. Значит, не слишком заскучал, пусть ещё немного помаринуется, иначе любую идею примет в штыки мне назло.

Извиняться я не собиралась. Он пусть извиняется. Вел бы себя нормально, я бы до такого не додумалась – саму образ Николины Ризман вгонял в тоску. И вообще, с чего он вдруг так разозлился? Сам ведь женился на такой неподходящей, выбор у него всё-таки был. Выходит, мое, как он выразился, волшебное преображение его наоборот обрадовать должно.

Но Милош почему-то не радовался. Игнорировал. Даже за моим рационом перестал следить – высшая степень обиды в его исполнении. Я об этом тем же вечером узнала, когда служанка с кухни впервые пришла спросить, что приготовить на завтра. Недельное меню, составленное для меня хозяином, кончилось, а нового он так и не дал.

– Обедать пока буду в городе, не беспокойтесь. На завтрак сделайте ту же овсянку, но на молоке, кофе, парочку тостов и сыр, – велела я, отметив, что тогда не придется терять время чтобы подкрепиться по пути. – А на ужин – то же что и азору Милошу.

Чтобы не ворчал. С завтрашнего дня ужинать мы будем вместе, хватит. Пора вытаскивать его из норы. Ему ведь не с кем больше общаться, ну а я в принципе терпеть не могу быть с кем-то в ссоре, проще сделать первый шаг и помириться. Неважно, кто виноват.

На следующее утро, когда мы собирали продукты для моей закусочной, курьер наконец принес письмо от дядюшки Ризмана. Я с нетерпением разорвала конверт и извлекла единственный небольшой лист бумаги, наполовину заполненный мелким старческим почерком. Очевидно, в этот раз ответ писал он сам.

На слова родственник был так же скуп, как и на все остальное. Не размениваясь на формальные вежливые обороты, с первых же строк велел оставить его с вздорными претензиями, не имеющими под собой основания. Напоминал, что по достижению совершеннолетия ответственность за свое имущество я несу сама, а что касается небольшого долга – он и так вкладывал в мое убыточное предприятие свои деньги, удержав от разорения. И не ждал такой черной неблагодарности со стороны сироты, которую взял под опеку и которая вспоминает о нем лишь с нелепыми требованиями, а сама между тем и знаться не желает, не пускает в свой богатый особняк даже на порог.

– Это что же получается: он мое наследство профукал, устроил здесь чуть ли не притон с сомнительными личностями, а я его должна с благодарностью привечать?! – воскликнула я, с возмущением швырнув письмо на стол.

Управляющий машинально подобрал его, сложил и аккуратно вернул в конверт. Наверняка уберет в специальную папку для таких вот бумажек. К любым документам у него было особенно бережное отношение. Все всегда найдется, что ни спроси. Каждая квитанция, любая записочка.

– Но, азорра, в глазах общественности он ваш единственный кровный родственник. Пусть и не из приятных. Он стар, одинок. И когда-то взял вас, сироту, на попечение. А вы, значит, как вышли за богатея, так его и позабросили...

– Что за чушь! Да он сам меня прогнал с порога, его слуга из ружья в нас целился, между прочим. И ты не хуже меня знаешь, какое то было попечение. Пусть скажет спасибо, что не стала с ним судиться.

– Я-то знаю. А со стороны иначе видать. Это раньше вы были бедной сироткой, теперь оно наоборот: вы вместе с супругом швыряете деньгами направо и налево, коней в шампанском купаете, а он несчастный старик, для которого у вас в доме