Любовь, как тыквенная пряность - Хейли Фрост

Он передает его мне с гордой улыбкой и протягивает руку, ожидая, что я возьму его, чтобы мы могли продолжить путь. Вместо этого я полностью игнорирую ее и обнимаю его за талию, прижимая к себе измученного медведя, как будто это самая естественная вещь в мире.

— Спасибо, — шепчу я и вытягиваю шею, приоткрывая губы для поцелуя. Он с радостью соглашается, и его губы пронзают все мое тело электрическим током. Улыбка, которой он одаривает меня после этого, заставляет мое лицо гореть.

Боже, кажется, я люблю этого мужчину.

Воздух трепещет между нами, когда наши глаза встречаются, он крепче обнимает меня за талию, и вдруг из-за тыквенной башки появляется Лорен.

— Ник, Ник, Ник! — шепчет она с беспокойством в глазах и быстро проталкивает нас троих за стену из тюков сена за стендом с рукоделием.

— Лорен, Лорен, Лорен! — шепчу я в ответ, сбитая с толку, но она быстро качает головой, ее выражение лица почти паническое.

— Они здесь, — зловеще говорит она, оглядываясь через плечо, боясь, что за нами следят, и я поднимаю бровь. Дженсен, однако, расслаблен, поэтому я сомневаюсь, что Джей где-то поблизости.

— Кто они? — спрашивает Генри, и я пожимаю плечами, тоже растерянная.

— О чем ты говоришь, Лорен? Мы знали, что Джей и Марисса будут здесь, — указываю я, но она заставляет меня замолчать, осторожно выглядывая из-за тюка сена.

— Я не о Джее и Мариссе. Я говорю о твоих родителях.

Эти слова ударили меня сильнее, чем удар в грудь. Мое сердце замирает, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Лорен. Внезапно воздух становится густым, как патока, а мои легкие сжимаются, как будто воздух слишком тяжелый, чтобы дышать.

Я открываю рот, но мой мозг не может сформулировать ни единого слова. Что-то острое давит мне в грудь, и тяжесть, которую я думала оставила позади, снова возвращается. Я моргаю, пытаясь успокоиться, но все, на что я способна, — это тихий, дрожащий взгляд.

— Что? — спрашивает Генри, и я киваю. Именно это я тоже хотела бы знать. Что, черт возьми, происходит?

— Марисса, наверное, им рассказала, — Лорен начинает ходить взад-вперед, грызя ноготь большого пальца.

— Здорово, — говорю я и сжимаю переносицу. — Хотя, с другой стороны, я даже не удивлена, — бормочу я, и они оба поворачиваются ко мне с широко раскрытыми от удивления глазами. — Джей знал, как я упорно боролась за их одобрение, — говорю я, небрежно пожимая плечами, пытаясь скрыть, как сильно он задел место, которое до сих пор болит гораздо сильнее, чем я хочу признать. — Он был свидетелем этого, слушал все мои сомнения. Если они хотят ударить меня по больному месту, почему бы им не вовлечь в это моих родителей? — Я откидываю голову назад и на мгновение смотрю на ясное осеннее небо. — Боже, как я их ненавижу.

Генри успокаивающе сжимает мою руку.

— Их присутствие ничего не меняет в нашем плане, — решительно говорит Лорен и скрещивает руки на груди. — Помни, Ник. Они — пустота. Они для тебя ничто. А ты стоишь гораздо больше, чем какое-то одобрение твоих родителей.

— Спасибо, Лорен, — говорю я с легкой улыбкой. — Это было неожиданно, но спасибо, что предупредила меня. Я на 95 процентов уверена, что все остальное произойдет именно так, как мы задумали. Это всего лишь маленький неприятный сюрприз.

— Ну, тогда, пока их маленький план не воплотится в жизнь, — ее взгляд перемещается с Генри на меня. Когда он останавливается на плюшевом медведе в моей руке и его руке, обнимающей мою талию, ее выражение лица смягчается — приятного свидания.

— Спасибо, — говорю я, и улыбка на моем лице наконец становится искренней.

Рука Генри, обнимающая меня за плечи, служит мне защитным напоминанием, пока мы продолжаем идти по осенней ярмарке. С каждым шагом я все лучше понимаю, почему Уэйворд Холлоу так гордится ею.

Здесь весело. Практически все улыбаются. Продавцы болтают с покупателями, раздают теплые напитки и сладости.

Посетители бродят от прилавка к прилавку, держа в руках сидр или сладкую вату, а дети бегают с раскрашенными лицами и липкими пальцами. В воздухе пахнет корицей, теплыми яблоками и жареными орехами, и откуда-то из динамиков доносится тихая музыка. Все такое теплое и живое, как будто весь городок собрался здесь, чтобы просто порадоваться жизни, напоминая маленький городской Диснейленд.

— Надо вырезать тыкву, — предлагает Генри с улыбкой, когда мы проходим мимо столов, за которыми дети бросаются друг в друга тыквенными семечками. Он крепче держит поводок Дженсена, который оживляется от запаха потенциальной еды.

— Позже, — говорю я с улыбкой, кивая на липкие следы на скамейках и на девочку, которая втирает тыквенную кашицу в волосы мальчика. — Не думаю, что сейчас мне можно доверять нож.

— Справедливо, — признает он и тянет меня дальше, когда я вдруг вижу знакомое лицо.

— Ральф?

— Ник! Рад тебя видеть. — Знакомое лицо мужчины средних лет озаряется той же яркой улыбкой, которая всегда появлялась на его лице, когда мы сталкивались. С тех пор, как я видела его в последний раз, его виски немного поседели, и он стал более загорелым, но он по-прежнему остается тем самым раздражающим из-за своей работы, но на самом деле милым парнем, которого я узнала за эти годы.

— Ты был в отпуске? — спрашиваю я, и он расплывается в улыбке.

— Ну да. Теперь, когда я больше не могу тебя фотографировать, работа стала вдвое менее увлекательной. Можно с пользой провести время, заработанное тяжелым трудом. — Я качаю головой в ответ на его откровенную лесть.

— Генри, это Ральф, один из папарацци, с которым я познакомилась за эти годы. Ральф, это Генри, мой парень.

Боже, когда я произношу это вслух, у меня кружится голова. Иногда я все еще боюсь, что проснусь и окажется, что он был слишком идеален и всего лишь плодом моего воображения. Генри с приятной улыбкой протягивает руку, чтобы поздороваться с Ральфом, и пожимая руки они кивают друг другу с каким-то тихим пониманием.

— Приятно познакомиться, — говорит Генри немного скованно. Неудивительно. Он, может, и привык к моему присутствию, но папарацци? Это может быть страшно. Однако Ральф — один из хороших, из тех, кто ждет на почтительном расстоянии и не станет вставать на колени, чтобы сфотографировать мои трусики. Он скажет «привет» вместо того, чтобы выкрикивать мне приказы позировать.

— Эй, ты не против, если я... — Он указывает жестом на нас с Генри, и я бросаю взгляд на своего парня. Ах,