Мера любви - Жюльетта Бенцони

– Какая глупость!

– Глупость? Ты так считаешь? Ведь не дурак сказал, что «мера любви – это любовь без меры». Аббат Бернар процитировал мне эти слова святого Августина, говоря о тебе.

Когда в три часа ночи они прибыли в Монсальви, было еще темным-темно. Город, словно призрак, вырисовывался на сумрачном небе. И только серый дым с красноватыми отблесками поднимался над церковной звонницей – это дымили костры, зажженные монахами. Ветер доносил запах можжевельника. Стояла мертвая тишина, стены замка были пустынны, без привычных дозорных огней и чеканных шагов стражников. При виде своего дома у Катрин сжалось сердце, там не раздавалось ни звука, не светилось ни одно окно. Окна окружающих домов были также темны.

– Есть ли там кто живой? – перекрестившись, прошептала Катрин. – Трудно в это поверить!

– Надо пойти посмотреть, – произнес Жосс, – а для этого надо, чтобы нам открыли городские ворота. Монахи сочли ненужной какую-либо охрану, решив, что страх – лучшая защита, но они все-таки закрыли ворота.

Сняв с пояса серебряный витой рог, он поднес его к губам и трижды протрубил в него. Катрин задрожала. Он немного подождал и затрубил снова.

– Надо подождать, пока они подойдут, – прошептала Катрин.

– Лишь бы они не побоялись открыть.

Ожидание показалось бесконечным. Жосс в нетерпении собирался было повторить призыв, как на стене показалось пламя факела, освещавшее черный, быстро передвигающийся к воротам силуэт. При свете факела Катрин узнала брата Антима.

– Кто там? – раздался его неуверенный голос.

Жосс громогласно ответил:

– Знатнейшая и благороднейшая госпожа Катрин, графиня де Монсальви, которая приказывает вам, брат Антим, открыть ворота ее города.

Монах стал заикаться.

– Го… Госпожа Катрин? Но это… совершенно, совершенно неверо… неверо… невероятно! Нас поразила чума и…

– Я все знаю! – крикнула Катрин. – И, несмотря на это, брат мой, я хочу войти. Откройте ворота, это приказ, в отсутствие брата Бернара я имею право приказывать…

Он колебался лишь мгновение, сломленный властным голосом хозяйки замка.

– Хорошо! Я иду, но пеняйте на себя, если с вами приключится несчастье…

Вскоре перед тремя всадниками открылась небольшая потайная дверь и показался казначей монастыря, который поднял факел, освещая вход и желая убедиться, что перед ним действительно Катрин. Сидя верхом на муле, она сурово посмотрела на него:

– Вы не должны были выпускать их в такую жару.

– Хотел бы я на вас тогда посмотреть, госпожа. Сам Бог не мог бы им помешать. Увидев, как умер человек, они обезумели.

– Что вы сделали с телом?

– Мы его, разумеется, сожгли, подвергая себя опасности. В аббатстве у меня тридцать монахов, и я несу за них ответственность перед Богом.

Катрин проехала через арку и перед входом в замок наткнулась на груду бруса, преграждающего вход в него.

– А за тех, кто там, вы не несете ответственность? А за сеньора этого города, который, может быть, умирает сейчас без всякой помощи и исповеди, вы не отвечаете? Аббат Бернар не позволил бы водрузить эту страшную гору.

– Откуда вы знаете? – оправдывался монах. – Аббат Бернар тоже захотел бы спасти как можно больше человеческих жизней, по крайней мере достойных жизней, а те, кто остался в вашем доме, – это слуги сатаны!

– Аббат Бернар не делал бы различий, и не вам об этом судить. Идите за вашими драгоценными монахами и расчистите все это. Я хочу посмотреть, может быть, еще можно спасти мессира Арно.

Вместо того чтобы подчиниться, брат Антим встал, расставив ноги и скрестив руки перед огромной грудой.

– Никогда! Этим воротам суждено быть закрытыми сорок дней, так требует закон в случае чумы. Впрочем, там, должно быть, не осталось ни одной живой души. Вы, как и я, прекрасно знаете, что эта дверь выходит во двор, мы не входили туда. Никто не появился в галереях замка, никто не звал о помощи. Вы разве не чувствуете запах?

– Я сомневаюсь, чтобы вы открыли и в том случае. А сейчас я требую отворить ворота.

– Нет, сто раз, тысячу раз нет!

Возмущенный Жосс, оттолкнув Катрин, схватил монаха за шиворот, но вмешалась Сара:

– Это бесполезно! Понадобились бы долгие часы, чтобы расчистить все это. Если там еще кто-то жив, надо действовать быстрее.

– Как быстрее, если нам не войти?

– Здесь не войти. Но Жосс забыл подземный ход в аббатстве, который аббат Бернар после твоего отъезда заставил продлить до самого замка. Ты этого не знаешь.

– Гоберта говорила мне об этом! Ладно, брат Антим, мы воспользуемся подземным ходом, вы отведете нас туда как можно скорее.

Жосс молча вынул свой кинжал, приставляя его острие к горлу казначея, и с нежной улыбкой проворковал:

– Как можно скорее!

Между немедленной смертью и отсроченной опасностью казначей не колебался.

– Следуйте за мной.

Катрин увидела двор аббатства и костры. Здесь путники оставили распряженных мулов. Она узнала монастырь с маленьким садиком, где аббат Бернар любовно выращивал шалфей, ромашку, полынь, укроп, мак и другие лекарственные растения. Затем она увидела подземный ход, по которому аббат Бернар вывел ее в ту далекую тревожную ночь. Теперь по этому же длинному ходу она вернется домой.

Жосс, Катрин и Сара с нагруженными корзинами вслед за освещавшим путь братом Антимом вошли в подземелье. В конце короткого коридора перед ними открылась мощная, укрепленная железом и решеткой дверь. В лицо им пахнуло тошнотворным запахом подземелья, который не показался особенно резким, поскольку Сара перед входом заставила надеть на лица пропитанные уксусом повязки, а на руки – перчатки.

Брат Антим защитил лицо повязкой. Пройдя через дверь, он зажег один из факелов, лежащих на земле, и указал на лестницу в глубине.

– Когда закончатся ступеньки, вы увидите люк. Теперь я должен вас предупредить, – добавил он суровым голосом, – что, как только вы проникнете в замок, я закрою дверь и вновь открою ее лишь через сорок дней. Подумайте хорошенько…

– Уже подумали! – ответил Жосс. – В любом случае, я не поздравлю аббата Бернара за смелость и христианское милосердие его казначея.

Брат Антим усмехнулся. Его улыбка при свете факела показалась Катрин жуткой.

– Мы не знаем, что стало с нашим отцом аббатом. Может быть, Бог призвал его к себе.

Он произнес это с сокрушенным видом. Катрин поразило, как изменился брат Антим. Не скрывалось ли под униженным молчанием опасное тщеславие? Возможно, навсегда ушедший аббат Бернар, умерший Арно де Монсальви открыли бы перед ним дорогу к абсолютной власти до совершеннолетия Мишеля.

Как только за заживо замуровавшими себя людьми закрылись двери, Сара по-своему истолковала услышанное.