Змеи Неба и Пламени - Ребекка Кенни

Я приподнимаю бровь.

— Сомневаюсь, что всё станет настолько серьёзным.

— Ты никогда не видела дракона в брачный период. Мой отец рассказывал мне истории…

Я прикрываю его рот ладонью.

— Истории, которые мне сейчас не нужны.

— Очень хорошо. — Он отстраняется, создавая дистанцию между нашими телами. Без него мне холодно, я чувствую себя опустошённой и голодной. В мире, погружённом во тьму из-за разрушения всего, что я когда-то знала, он — единственное, что может рассеять тени.

Это значит больше, чем я могу выразить словами, что он не отверг предложенную мной игру. По крайней мере, в этом наши цели совпадают. Моя — быть вырванной из самой себя, подчиниться кому-то могущественному, забыть о необходимости планировать, убегать или даже думать. А его — полностью завладеть мной и удовлетворить свою первобытную потребность в размножении. Ему не нужно знать, что я решила нейтрализовать его семя. Это моё тело, и я отдам ему столько, сколько захочу, и не больше.

Находясь на расстоянии, Киреаган по-прежнему выглядит голодным, но на его лице читается неуверенность.

— Я никогда раньше этого не делал.

— Я делала это всего пару раз, — признаюсь я. — Не думай об этом слишком много. Как и в случае с ходьбой и речью, позволь своему телу взять контроль. Оно знает, что делать.

Он закрывает глаза, запрокидывает рогатую голову и делает долгий медленный вдох. Что-то в движении его когтей и напряжении плеч подсказывает мне, что, когда он закончит выдыхать, со мной будет покончено. Его не остановить.

Я подозреваю, что это будет непросто, и, поскольку одежды так мало, я бы предпочла, чтобы он не порвал розовое платье, которое на мне. Я поспешно стягиваю его и бросаю вместе с остальными вещами. Я бросаю туда же и свои порванные тапочки. Тихо ступая босыми ногами, я обхожу огромное гнездо и отступаю вглубь пещеры.

Я не буду затягивать игру. Он уже несколько часов в человеческом обличье, и через четыре-пять часов ему придётся снова превратиться в дракона. К тому времени я хочу быть полностью удовлетворённой. Но я хочу, чтобы он постарался.

Киреаган стоит там, где я его оставила, с закрытыми глазами, но я вижу, как слегка раздуваются его ноздри. Уголок его рта приподнимается. Даже если я стою в тени, он чувствует мой запах. А в пещере, хоть она и глубокая, негде спрятаться.

Когда он не двигается, я опускаю руку между бёдер. Затем я показываю свои влажные пальцы.

Мне не приходится долго ждать, прежде чем холодный влажный ветерок проносится по пещере, над гнездом и обратно, мимо Киреагана, неся запах моего возбуждения прямо ему в нос.

Он прыгает, как рычащая пантера, как жидкая молния. Теперь в его человеческих конечностях нет и следа неуклюжести — он настоящий хищник, охваченный азартом охоты. Он огибает гнездо и несётся ко мне быстрее, чем я ожидала, и я издаю настоящий визг от страха, когда отпрыгиваю в сторону, едва избежав его пальцев.

Я обхожу гнездо и останавливаюсь с другой стороны, не сводя с него глаз и затаив дыхание в предвкушении. Он останавливается, чтобы снять рубашку — это довольно легко, так как он не потрудился её застегнуть. С брюками дело обстоит сложнее, но он справляется и отбрасывает их в сторону. Я видела его обнажённым, но наблюдать за тем, как он приближается, с этим высоким, мускулистым телом, подсвеченным янтарным светом, — это искушение, с которым я не готова справиться. Я почти отказываюсь от своего плана заставить его «принудить» меня — моё тело умоляет подчиниться. Но затем он легко запрыгивает в гнездо и крадётся по нему ко мне, и мой инстинкт подсказывает мне, что я — добыча, а он — охотник.

Я медленно отступаю, подстраиваясь под его размеренный шаг, пока не чувствую, как на мою обнажённую спину падает дождевая влага. Я всё ещё в пещере, далеко от опасного края, но Киреаган замедляет шаг и говорит:

— Осторожнее, принцесса.

Он прав. В любой момент в пещере может подуть ещё один порыв ветра — и на этот раз не просто ветерок, а настоящий ураган, который схватит меня и унесёт навстречу смерти.

Я дьявольски улыбаюсь Киреагану и делаю ещё один шаг назад.

В его глазах вспыхивает тревога.

— Прекрати, Серилла.

Еще один шаг назад.

— Ты, глупышка. — Он скалит зубы и выпрыгивает из гнезда. — Повинуйся мне. Иди ко мне.

— Заставь меня.

— То, что ты подвергаешь себя опасности, никогда не было частью этой игры, ты, прекрасная обманщица, — говорит он.

Ещё один резкий порыв ветра, и я вздыхаю, думая, что, возможно, всё-таки зашла слишком далеко. Но порыв обволакивает моё обнажённое тело, холодя соски, а затем снова уносится из пещеры — на этот раз без всасывающей силы.

Киреаган не ждёт, пока порыв ветра станет сильнее. Он набрасывается на меня через полсекунды, разворачивает и толкает вглубь пещеры.

Я вырываюсь из его хватки, но он ловит меня за запястье и прижимает к себе. От прикосновения моей шелковистой кожи к его коже он издаёт глухой стон. Он прижимает меня спиной к своей груди, а задницей — к своим бёдрам. Его когтистая рука сжимает мою грудь, а другая обхватывает меня за талию.

— Ты, чёрт возьми, моя, — рычит он, и я резко вздыхаю, потому что это его драконий голос, низкий и гортанный, вырывающийся из самых тёмных глубин его дикого сердца.

— Нет. — Я выворачиваюсь из его хватки, и кончики его когтей оставляют на моей коже кровавые точки, полукругом вокруг груди. Как только он замечает кровь, отпускает меня, и я отползаю прочь.

Но через мгновение он снова набрасывается на меня, хватает за руку и за бедро и швыряет в гнездо. Трава мягкая, но немного колется, и я ползу вперёд на животе так быстро, как только могу, направляясь к краю.

Киреаган хватает меня за лодыжку и за волосы. Он тащит меня к себе, а я брыкаюсь и ругаюсь. Я и в лучшие времена не была бойцом, и ему до смешного легко волочить меня по траве. Он переворачивает меня и набрасывается на меня, упираясь коленями в мои бёдра и прижимая одну руку к моей шее. Другой рукой слегка проводит по моей груди, по соскам, а затем по животу. Мой живот вздымается от прерывистого дыхания, когда эти острые когти царапают кожу, и я лежу неподвижно, осознавая, что этот дракон может разрезать меня на ленты, если захочет.

Моя промежность дрожит от предвкушения, когда