В объятиях воздуха. Гимнастка - Юлия Туманова

— Да, побыл у него немного. К Веточке меня не пустили опять, — признался Борис Аркадьевич, — так что можете не стараться.

Последние слова относились к Максиму, но тот сделал вид, что не слышит.

В коридоре молодые люди разошлись, Кира направилась к Алексею, а хореограф решительно шагнул в кабинет лечащего врача гимнастки. В очередной раз, потерпев фиаско, Максим и бровью не повел. Взгляд его был полон готовности на любое безумство. Не зря ведь он отирался в больнице все свободное время, изучая ходы и выходы, подкупая медсестер сладкими улыбками и мелкими подношениями. Время пришло, ему не терпелось увидеть Вету, настолько не терпелось, что даже палату Алексея он обошел вниманием. Хотя искушение посмотреть на соперника, почти беспомощного, искромсанного хирургами вдоль и поперек, тоже было велико.

Кира провела в палате Алексея несколько минут, при родителях Веты она смущалась высказывать свое мнение о журналисте. Им он нравился, и девушка не хотела идти на открытый конфликт. Поэтому она быстренько ретировалась, оставив после себя пакет сока и слабый аромат духов. У палаты Веточки она нерешительно остановилась, оглядываясь.

— У нее сиделка, — тихо и неожиданно прозвучал за спиной голос Макса, — так, блин, и сидит, будто приклеенная.

— Я же тебе говорила, — зашипела Кира, — не все так просто…

Максим тяжело дышал, сжимая кулаки.

— Пойдем, пойдем отсюда, — потянула его за рукав девушка, — успеешь ты еще на нее наглядеться.

Совершенно неожиданно из-за угла появился Алексей. Он остановился перед парочкой, опираясь на костыли, и насмешливо изучал Максима.

— Тот самый танцор? — уточнил он, переводя взгляд на Киру.

— Да, это я. — Макс выпятил грудь. Со стороны зрелище выглядело довольно забавно, но ему это и в голову не пришло.

— Мы уже уходим, пока, — пробормотала девушка, исподтишка подталкивая своего спутника в бок.

— Да? — Алексей сделал удивленное лицо. — Что так скоро?

— Не твое дело, сопляк, — фыркнул Максим, — хромай-ка лучше отсюда. Тоже мне герой-любовник!

Кира, нервно покусывая губы, наблюдала за мужчинами. Безошибочно определив в лидеры Алексея, спокойного и уверенного в своей силе, она заранее жалела хореографа, который по-петушиному рвался в бой.

— Ты чего здесь делаешь, дядя? — Презрительно изогнутые губы Алексея угрожающе сжались в одну линию. Но сам он все еще не двигался с места, замерев, словно перед прыжком.

— Максим, пошли, — попыталась встать между ними Кира.

— Иди, я тебя догоню. — Макс решительно шагнул к журналисту. — Тебе что, салага, жить надоело?

И… тут же поплатился за свои слова. Ловким и неуловимым движением здоровой ноги Алексей опрокинул соперника на пол.

— Что здесь происходит? — вяло поинтересовалась появившаяся ниоткуда медсестра. — Я сейчас охрану позову.

Кире пришлось взять над ней временное шефство и увести с поля боя, чтобы окончательно успокоить. Пока девушки, уединившись в каком-то пустующем кабинете, мило болтали, обсуждая тупоголовость и драчливость мужчин, Алексей внушал хореографу, как нехорошо являться к чужим невестам.

— Я ведь и побить тебя могу, — чистосердечно признался юноша, задумчиво глядя, как Макс извивается, прижатый с обеих сторон костылями, — побереги свои старые кости, сиди дома, а? Может, еще на что сгодишься. Да, и не думай, что тебе удастся проникнуть сюда незаметно. Веточку я каждый день навещаю. Ты все понял, надеюсь?

Речь Алексея текла плавно, неторопливо; словно учитель нерадивому ученику, он втолковывал Максу, что к чему. А тот, хоть и был непомерно самонадеян, сообразил, что в таком поверженном положении будет просто комично возражать сопернику. Так и отмолчался, пока Алексей наконец, не ослабил хватку. Вскочив на ноги, Макс первым делом отдышался. Глядя исподлобья на Алексея, хореограф попятился и, сверкая глазами, прошипел:

— Это моя девушка! И тебе придется с этим смириться, жалкий сопляк!

Алексей только ухмыльнулся. Не замечая опасности в его взгляде, Макс продолжал угрожать, брызжа слюной и размахивая руками. Им настолько овладело желание доказать всему миру, и в первую очередь этому журналисту, будто Веточка принадлежит только ему, Максиму Полянскому, что никакие разумные доводы не могли его остановить. Казалось, он сейчас лопнет от накопившейся желчи — ядовитой смеси зависти, гнева, вожделения. Алеша не собирался выслушивать бредни хореографа и, в конце концов, повторил свой ловкий прием. Макс снова оказался на полу, извергая проклятия.

Тут снова появилась Кира.

— Да перестаньте же вы!

— С удовольствием, — весело согласился Забродин, брезгливо отодвигаясь от поверженного соперника, — собери-ка вот это сокровище, и. проваливайте.

— Мы еще встретимся! — не сдержался от прощальной реплики Максим.

— Кира, — неожиданно окликнул девушку Алексей, не обращая внимания на злобные выкрики хореографа, — ты бы завела себе другую компанию, что ли. Хотя вы стоите друг друга, но у тебя еще есть шансы стать нормальным человеком…

— Очень остроумно, — фыркнула та, подталкивая Макса к лифту, — не могу же я бросить человека в беде. И не смотри так на меня, не испугаешь. Я совершенно не виновата в том, что Максим по-прежнему любит Веточку и хочет ее вернуть, мне просто обидно за него. Ведь ты, Забродин, и мизинца его не стоишь! Хоть и дерешься классно! Пойдем же, Макс!

— Почему вам тогда не соединить свои сердца, Кирюша? — насмешливо бросил им в спину Алексей и толкнул дверь в палату любимой девушки.

Кто сказал, что мужчины не плачут?! Быть может, это придумано представителем сильного пола, который никогда не любил, не страдал и не чувствовал боли сильнее и глубже, чем боль от укуса комара. Мужские слезы не редкость и не слабость, как думает большинство. И все же Алексей стыдился своих слез.

— Да, я плачу, — признался он как-то, сидя на кровати рядом с неподвижной Веточкой, — плачу, малыш, как это ни прискорбно. Я знаю, я сильный, и ты сильная, и мы справимся, и эти слезы я буду вспоминать потом со смехом. А сейчас мне стыдно. Прости меня, малыш…

…Прости меня, малыш…

— …Мужчина всегда виноват перед женщиной. В чем? Почему? Я не знаю. Я прошу прощения за то, чего не сделал когда-то, прошу прощения у тебя, любимая. Что не разглядел и не понял тебя раньше, сразу. Ты летала над ковром, над зрительным залом, над всей Вселенной и казалась загадкой, а я не люблю загадок, я не верил в них. И я не поверил в тебя. Я думал, ты невозможна такой, какой я тебя представлял. Я винил во всем свое проклятое воображение и злился, я запутался, любимая. Прости, кажется, я говорю сумбурно. Не знаю, поймешь ли ты меня. У нас будет время это выяснить,