Дорогая кузина - Ирина Лобановская

— Всем сейчас морды буду бить!

К Льву Аполлоновичу проворно подбежала его подруга.

— Милок, я умоляю тебя, — проговорила она, прижимая руки к груди. — Перестань! Довольно! Пойдем! Я уложу тебя спать!

Лев Аполлонович сидел неподвижным отекшим камнем и молчал. Тусклое сознание замерло, казалось, навсегда.

— Милок! Ну, хватит, прошу! — голос подруги задрожал измученно и нервно. Было понятно, что она успела по-черному намучиться со своим дружком. — Пойдем в комнату!

— Я люблю тебя, — сказал задумчиво Лев Аполлонович и поцеловал ей руку, наклонившись вниз. А затем деловито обернулся ко всем остальным и заорал: — Всех сейчас ногами бить буду!

Тут, не выдержав, встал Илья. Немного привыкший к подобному, он подошел с другой стороны к хозяину и, стараясь его не бояться, спокойно стал уговаривать уйти к себе и лечь баиньки.

Лев Аполлонович, кряхтя, нехотя встал. Но, сделав два шага, налетел на стул, чуть не упал, вовремя подхваченный под локоть Ильей, едва не сбил с ног ахнувшую в испуге подругу и опрокинул на пол тарелку.

— Да что же ты делаешь?! — истерично, чуть не плача, закричала подруга.

— Ну, прости, налетел сослепу! — проговорил, тяжело ворочая языком, Лев Аполлонович. — Я же близорукий! Видишь, во! Очки на мне! — и он неверным пьяным пальцем указал на стекла своих очков. — Не вижу!

— А раз ты в них не видишь, то зачем тогда тебе очки?! — завопила подруга и резким движением, схватив за дужку, стащила очки с возлюбленного и осторожно положила их на тумбочку.

Лев Аполлонович дернулся вперед, поддерживаемый с двух сторон подругой и Ильей. Но, пройдя несколько шагов, рухнул на пол огромной подкошенной колодой.

Все безмолвно смотрели на лежащего без движения, вырубившегося хозяина. Сжавшаяся от страха Сима жалела, что пришла сюда, и мечтала поскорее отсюда выбраться. Как тут живет брат? Нет, надо срочно искать ему другое жилье! И какой дурак посоветовал Симе этого Аполлоныча?! То есть дура… Консьержка в подъезде…

— Так, спокойно! — деловито крикнул не растерявшийся Илья. — Нужна помощь. Мужская сила! Добровольцы! Девушки, вы сойдете за одного мужика!

Симе и Лидочке пришлось нехотя встать, взять под командованием Ильи обмякшего и совершенно неподвижного громадного Льва за руки и за ноги, поднять и потащить в другую комнату. Путь оканчивался у кровати, на которую они уложили даже ни разу не пошевелившегося хозяина. Затем все снова вернулись к столу.

— Вынос тела прошел успешно! — объявил Илья.

Проснулся Лев Аполлонович поздно, когда уже стоял белый день. Сильно болела голова. Постанывая, он заворочался. "Уехать бы, — подумал он. — Куда-нибудь далеко. На лесоповал в тайгу, где я работал в ранней молодости. Что там сейчас, интересно? Да куда мне ехать… Мне уже стукнуло сорок. А ведь неплохо податься из Москвы… Денег можно заработать… Бросить все и смыться в тайгу. А потом вернуться, сделав виток. Только я делал его тогда, а что толку?.. Круги в жизни и есть круги…"

Он не знал ничего о том, что происходило на дне рождения Ильи дальше.

Его подруга, оставшись без повелителя, вдруг опустила подбородок, скрестила на могучей груди руки и надрывно, заунывно завела тягучую мелодию. Остальные притихли, обалдев. Женщина выла, тосковала, грустила о своем одиночестве, это было ясно без слов, проклинала тяжкую, несправедливую долю. И в этом ее выкрике-пении выплескивалась измотанная, исстрадавшаяся, изболевшаяся женская душа.

Даже Симочка, давно и сильно жалевшая, что пришла сюда, заслушалась.

— Расслабься! — сказал ей Илья. — Ты боишься Льва?

Лидочка хихикнула. Получилась смешная игра слов: "боишься льва". Грозного и хищного.

— Ну да, вообще зверей надо опасаться! Но не до такой степени.

Сестра принесла Илье на день рождения дорогой подарок: отличный шерстяной свитер. И вечно мерзнувший на суровых российских ветрах, плохонько одетый Илюша был очень благодарен Симе. Даже Лидочка, относившаяся к ней с презрением, как к представительнице чуждого ей класса, одобрительно кивнула и удовлетворенно пощупала теплую ангорку.

Но без пьяного хозяина вечер, как ни странно, зашел в тупик, стал разваливаться и дурнеть на глазах.

Напевшаяся и напившаяся вусмерть подруга Льва Аполлоновича заснула, уронив черную взлохмаченную голову на стол. А нетрезвые Илья и Лидочка надумали заняться любовью прямо здесь, не сходя с места, совершенно забыв о Симе.

Лидочка привычно начала щекотать круглой пяточкой у Илюшки между ног. Затем пьяные в дупель Илья и Лидочка стали целоваться взасос.

Сима уставилась на них, не отрываясь, не в силах встать и уйти. Хотя прекрасно понимала, что именно так и нужно сделать. Но ей хотелось смотреть дальше…

Лидочка встала и сходила до ветру. Вернулась, села и в любовном угаре опять потянулась к Илье.

— Отодвинься, — буркнула она Симе. — Мешаешь…

Сима торопливо отодвинула стул, а затем тихо, но чрезмерно четко и твердо сказала:

— Вообще-то можно было попросить вежливее.

В ответ Лидочка судорожно повернулась и долго неотрывно пронзительно смотрела Симе в глаза. Словно пыталась понять, кто это и что она тут делает. А затем выкрикнула с надрывом:

— Ну, извини!

Поцелуи угрожали перейти в свою заключительную фазу. Двое возбужденных влюбленных, забыв обо всем, отрешившись от мира, вожделенно ласкались. Наконец, Сима заставила себя встать и сказала:

— Я пошла!

Ей никто не ответил.

Она вышла на улицу и недалеко от дома, по пути к метро почти столкнулась с высокой красивой девушкой, модно и дорого одетой, уверенно шагающей отработанной походкой кинодивы.

"Какая!.." — завистливо вздохнула Сима. И поехала домой на Лаврушинский.

…Инге пришлось долго звонить в дверь. Никто не открывал. "Нажрались водки и вырубились, спят давно, — равнодушно подумала она. — Зря ехала…" Но очень хотелось увидеть брата.

Она всегда любила его. Пожалуй, даже больше, чем родителей. И это казалось ей подозрительным и противоестественным. Она даже старательно скрывала это от себя, но от себя разве спрячешься?

Теперь, когда она обогатилась немалым любовным опытом, Инга стала понемногу догадываться, что в ее сестринской любви всегда таилось нечто дрянное, грязное, то, что называется обычным половым влечением.

И зародилось оно давно, когда однажды летом Инга приметила, что молодой парень, снимавший у них в Анапе комнату, вечерами перед уходом обязательно чистит зубы.

— А это зачем? — спросила она у матери.

— Он идет на свидание, будет целоваться с девушкой, — объяснила мать. — Не хочет, чтобы ей было неприятно.

Инга задумалась. Илья, сидевший тут же, за столом, ухмыльнулся: