Попаданка для дракона. Факультет гарпий - Ингрида Пюли

Дверь, будто живое существо, поджидающее жертв, чуть приоткрылась, впустив нас в жарко натопленную комнату, освещённую лишь парой тусклых шаров на тонкоствольных треногах.

Я сразу отыскала глазами Карла и вздохнула свободнее, чуть улыбнувшись уголками губ. Как хорошо, что ему разрешили присутствовать во время ритуала!

Эмма смотрела строго, сверлила меня колючим взглядом, но страх улетучился.

Я не боялась ректорессу, не вызывало ужаса и почти пустое помещение, если не считать узкой кровати посреди зала. Постель была свежей и такой же белоснежной, как моя рубашка.

— Ложись! — коротко приказала Эмма, и я подчинилась, больше несмотря ни на кого. Это моя битва, пусть никто не в силах помочь, но и помешать себе я не позволю.

Мелькнула мысль: почему вокруг нет проводов, датчиков или иных магических искрящихся штук? Даже стены не сияли рунами, словно предстоящий ритуал не имел к магии никакого отношения. У меня даже ничего не спрашивали, как же произнести слова обета?

Холодная рука ундины погладила по лбу, и тот вмиг покрылся испариной.

Я прикрыла глаза, веки сделались тяжёлыми, словно на них кто-то сидел.

Я чувствовала, как медленно проваливаюсь в черноту, словно Алиса, упавшая в кроличью нору. Тело потеряло вес, и меня, как пушинку, закружило в медленном танце падения. Просторная белоснежная рубашка вздулась колоколом, задравшись выше колен.

В руке оказался какой-то предмет, но посмотреть, что это никак не получалось. «Амулет Хедрика», — только и успела подумать я.

Как достигла дна, упав на мягкий прелый мох, и тут же потеряла сознание.

* * *

От слепящего света глазам было больно даже сквозь прикрытые веки.

Тело жутко чесалось, по спине текли струйки пота. Где-то рядом плескалась вода, ветерок доносил запах тины и затхлой сырости.

— Аня, несносная ты девчонка! Кому сказала: не ходи туда, упадёшь! — услышала я раздражённый голос матери и вздрогнула.

Неужели, меня просто вышвырнули из Дальнего мира, как непригодный товар⁈

— Кому сказала, иди сюда! — раздался над головой всё тот же громкий голос.

Я уловила в нём лёгкую тревогу. Почему она так кричит? Ведь я уже не маленькая!

Открыла глаза и отпрянула от самого края, где кончались гранитные блоки набережной.

Внизу плескалась тёмная река. Голова закружилась, и я равнодушно подумала, что вот сейчас точно упаду на голые камни, омытые грязной водой с плавающими у берега длинными водорослями.

Увидев цепные заграждения, я намертво приклеилась к толстому звену, не обращая внимания на то, что от нагретого лучами полуденного солнца металла можно получить ожог.

И тут же испуганно вскрикнула: мои руки превратились в пухлые ручонки маленького ребёнка. Взрослая я была заперта в теле малышки!

Каким-то образом я оказалась в своём детстве!

Руки матери, пахнущие карамелью и мылом, с силой оторвали меня от опоры и бесцеремонно оттащили от края набережной.

Большой фонтан, от которого веяло прохладой, щекотал холодными брызгами. Совсем рядом прогрохотала, дребезжа колёсами, старенькая тележка с привязанными к ней воздушными шариками.

— Шарик! — чуть не плача сказал детский голосок, в котором я с удивлением узнала свой собственный. — Улетел!

Обида захлестнула маленькую девочку, я чувствовала её горе внутри себя и не могла не откликнуться, позволив ребёнку заплакать. Я остро понимала горе маленькой Ани, хотя и не помнила, было ли всё это наяву.

Или ме привиделось?

— Ша-арик! — рыдал внутренний ребёнок, и не было беды сильней этого детского разочарования. Шарик больше не вернётся, малышка остро чувствовала потерю.

— Ну и плачь! Уже третий за сегодня! Больше не куплю! — сказала мать и демонстративно отошла в сторону. Маленькая Аня, обиженная и рыдающая, пошла в другую, не теряя при этом мать из виду.

Солнечный свет настырно лез в глаза, не давая посмотреть ввысь. Куда они улетели, как посмели оставить хозяйку одну⁈

— Держи, — услышала я вдруг низкий мужской голос, и в первую минуту испугалась.

Это всего лишь грифон!

Хедрик присел на корточки и заглянул мне, маленькой, в глаза. Синий хохолок, смеющийся взгляд под белоснежной шляпой курортника — это несомненно был он!

— Держи подарок, — мягко произнёс он и вложил в мою детскую ладошку резиновое солнце с тёмными крыльями.

— Солнышко хочет улететь? — спросила я и улыбнулась, слёзы мгновенно высохли, а обида испарилась. — Оно стало птичкой!

— Это его секрет. Когда-то и ты полетишь отсюда далеко-далеко.

— На единороге?

— Почти. Ты хочешь научиться летать?

Девочка, заточённая внутри меня, нахмурилась и капризно произнесла:

— Нет! Люди не летают! Я не маленькая!

— Конечно, нет. Тебе почти три, в этом возрасте каждый знает, что мир полон волшебства.

— Значит, я принцесса? — спросила девочка, и моё сердце забилось сильно, словно рядом был Карл.

Но набережная, полная чужих людей, продолжать галдеть на разные лады. Это были голоса из прошлой жизни, о которой взрослая я упорно старалась забыть.

— Да. Если сохранишь волшебный подарок, — ответил Хедрик и потрепал меня по щеке. А потом встал и затерялся в праздношатающейся нарядной толпе.

Я посмотрела на ладонь, где лежала резиновая игрушка и хотела её получше рассмотреть, но та намертво приклеилась к детской ручке, а потом и вовсе растаяла, как мороженое, оставив еле заметный след на коже.

— Вот ты где! — мама сердилась и запыхалась. — Пойдём, ты наказана. Подумай, как ты себя ведёшь!

И ещё пришлось выслушать много умных, правильных, но непонятных ребёнку слов. Я недоумевала: неужели мама не понимает, что дочь совсем по иным законам живёт, имя которым настроение, сказка и тележки, полные сластей?

— А мне дядя подарок дал, — сказала девочка и посмотрела снизу вверх в лицо с нахмуренными бровями и узкой полоской губ.

— Какой ещё дядя?

Девочка замолчала, обиженная недоверием матери, и протянула ладошку с еле заметным следом от растаявшего солнца.

— Вечно ты всё выдумываешь, — скупо улыбнулась мать. — Я всё видела: ты стояла совершенно одна.

«Она не одна», — подумалось мне, и свет в глазах померк.

Я вспомнила тот эпизод. И грифона в нём. Значит, он следил за мной с самого детства? Но почему?

* * *

Теперь я очутилась посреди густого тумана, где пахло мокрой травой и свежестью.

— Зачем ты хочешь принять обет? — спросил голос Эммы откуда-то сверху.

— Чтобы стать женой Дракона, — машинально ответила, будто читала по написанному. Слова были пустыми и холодными.

Но того требовал обряд.

— Зачем?

— Я люблю Карла Ладона.

В груди вспыхнул маленький огонёк и тут же погас.

— Сколько раз ты любила?

— Много. Но не так.

Я озиралась по сторонам, но везде натыкалась взглядом на плотный, как паутина, туман. Он грозил