В лапах Ирбиса - Елена Ласк

– Жду тебя в машине. – Рыкнул, после чего скрылся за дверью. Бешеный он какой-то. И ведь не объяснишь, что я поступила правильно, так как надо. Мы пересеклись взглядами с моей начальницей, прекрасно понимая друг друга без слов.

– Твоя одежда в шкафу. – Выдохнув присела рядом со мной. – Недельку побудь дома. Про питание и отдых, думаю, не стоит говорить, сама прекрасно всё знаешь. Как будешь прочно стоять на ногах, жду тебя на работе.

– Я не хотела, чтобы вы из-за меня поссорились.

– Мы? Поссорились? – Анастасия Сергеевна рассмеялась. Я впервые видела её такой беззаботной. – Мы с первых минут знакомства собачимся. Так что всё в пределах нормы. Не переживай.

Когда осталась в палате одна, ещё некоторое время просто сидела на кровати, глядя в окно напротив. Мне казалось, что там слишком ярко и светло, и не понимала было ли так всегда. Может я просто не обращала внимания? Тогда почему именно сейчас меня так слепит и всё кажется непривычным? Даже странное ощущение слабости уже кажется приятным. Какой-то странный побочный эффект недостатка крови.

Переоделась я с трудом. В глазах периодически двоилось и немного шатало. За дверями палаты меня ждали Шмель и Павел. Выглядели они оба неважно, чуть лучше меня. Зная талант Виктора раздавать нагоняи ни за что, оба моих охранника знатно получили, оставалось догадываться с какой формулировкой. Их вины точно никакой не было. Когда я на работе, они дежурят или в машине у входа, или на первом этаже, лишь иногда проведывая меня, точнее каждые полчаса, чтобы убедиться, что я на месте.

Сил хоть на какой-то разговор с Виктором не было, проигнорировав его недовольное сопение, устроилась поудобнее на сиденье и прикрыла глаза, пытаясь притвориться спящей. Притвориться не получилось, уснула я по-настоящему, а проснувшись в своей постели, некоторое время переваривала осознание, что кто-то меня в неё перенёс и уложил. Вряд ли Виктор мог доверить это кому-то.

В доме было тихо, как не было давно. И темно. Спускаясь по лестнице, сосредоточилась на звуках, но в итоге заметила движение. Виктор сидел на диване в гостиной, откинув голову на спинку. На столе стояла полупустая бутылка какого-то алкоголя, а в пепельнице ровной полоской дыма тлела сигара.

– Чего замерла? – Он спросил это практически не шевеля губами. – Спускайся. Или боишься?

– Не боюсь. – Подошла и спокойно приземлилась рядом с ним. Запах сигаретного дыма успокаивал, как и отсутствие света. – С чего вдруг такие мысли?

– С тобой вечно непонятно что происходит. Это меня выводит из себя. Ты даже не представляешь, насколько я на тебя зол за риск твой, причём обдуманный и оправданный.

– Всё обошлось. И я ничем не рисковала. Всё происходило в больнице, кругом были врачи.

– Это всё так. Но тебе стало плохо. Ты отключилась. А мне сообщили всё уже по факту, и я снова почувствовал себя бессильным.

– Невозможно всё контролировать.

– Твоё поведение не даёт мне об этом забыть, регулярно напоминает.

– Прости.

– Тебе не за что извиняться. А когда станет за что, будет уже поздно.

– Ты о чём?

– Ты ведь в своей голове что-то решила для себя. Что-то, что мне не понравится. Мне кажется, ты понимаешь, что, скорее всего, всё закончится плохо. Ты не рассчитываешь на благоприятный исход. И за одно это мне хочется запереть тебя в этих стенах и не выпускать, пока всё не расскажешь в мельчайших деталях. Почему я этого до сих пор не сделал? Боюсь тебя доломать. Мне доводилось видеть, как люди сходят с ума, чаще всего для этого оказывается достаточно одного маленького толчка. Когда мы познакомились, ты сказала, что у тебя была психологическая травма, на которую наложилась вторая. О ней тоже не хочешь рассказать?

– Я не помню. Правда. Когда-то мой мозг был умнее и смог отгородить себя от чего-то.

– Ты ведь знаешь, что очень красива? Похожа на девушку с чёрно-белого фото сороковых – пятидесятых годов.

– Ты это к чему?

– Многие женщины перекраиваю себя, доводя, как они считают, до совершенства. Ты кажешься обычной, но на тебя засматриваются мужики. Есть в твоей внешности что-то притягательное, что не оторваться. Я часто вспоминаю, как мы ужинали в ресторане, а потом шли по ночному городу. Тебя пожирали голодными глазами самцы самых разных возрастов. Ты этого даже не замечала. С того самого вечера меня не отпускает мысль, что однажды переклинит на тебе кого-то и, если я не досмотрю, проколюсь где-нибудь, тебя не станет. Ты хочешь самостоятельности и независимости, но в случае опасности не сможешь за себя постоять.

– Помню. Ты обещал мне безопасность и защиту. Если я стала тебе в тягость, я пойму. Ты сделал для меня так много. Знаешь, в моей жизни для меня много делают почему-то именно посторонние люди. Наверно это такой жизненный баланс. Я тебе благодарна. Но не хочу быть проблемой.

– Или просто можешь дать мне слово не делать глупостей. Скажи честно, зачем тебе день свободы? – Виктор поднял голову, открыл глаза. Он больше не казался расслабленным. Я видела в его глазах то, что не хотела. Это была боль беспокойства за родного человека. Работая медсестрой, я постоянно наблюдала эти взгляды, каждая деталь которых впечаталась в память.

– Хочу увидеть его. Для меня это важно.

– Умнее ничего не придумала? – Виктор смотрел на меня как на идиотку, а в голосе откровенный смешок.

– Он не увидит меня. Я буду в машине с наглухо тонированными стёклами.

– Которая совсем не привлечёт внимания.

– Ему в тот момент будет не до того.

– Допустим, ты увидишь его. Что дальше?

– Ничего. Продолжу жить, работать, издеваться над Шмелём, если получится, то и над Павлом.

– Ты надеешься, что он изменился?

– Нет. Я надеюсь, что не изменился.

– Откуда столько вины в твоём голосе? Будто хочешь извиниться за то, что он тебя изнасиловал.

– Он не насиловал. Наказывал.

– Было за что?

– А вот это не имеет значения. Он не имел права так поступать.

Виктор стянул со стола бутылку и выпил прямо из горла большими глотками половину оставшегося содержимого.

– Жаль тебе нельзя. – Констатировал, глядя на остатки жидкости. – Настя строго предупредила, что алкоголь тебе сейчас противопоказан. Я обещал тебе день свободы, и ты его получишь. Это твоя жизнь и только тебе решать, как ей распоряжаться. Только если уедешь, можешь не возвращаться, ни в этот дом, ни в больницу.