Ворон, каркни на счастье - Анастасия Разумовская

— Я вернусь, — крикнул ворон. — И если там спит ваша Осень, то вернусь с ней. Но думаю, мы встретимся не здесь. Великое Ницто идёт, и кагану придётся идти на восток. Не торопитесь бежать. Подождите, когда вас с поцётом и удобствами доставят в Монфорию. Там встретимся.

Ударил шенкелями в крутые бока, прижался к широкой шее и помчал по занесённой снегом степи.

Герману оставалось лишь позавидовать самообладанию кочевника.

Посольство на запад уехало вечером того же дня, и Иевлев, убедившись в качестве наспех собранных кирпичных печей, вечером почти невольно признался Бертрану:

— Знаешь, я, конечно, рад, что Эйдэн столь разумен…

Кот хмыкнул, а потом рассмеялся:

— Но в то же время разочарован? Верно? Не переживай, мой сердобольный друг, жаждущий справедливого возмездия. Будь я проклят от ушей и до хвоста, если Эйдэн забыл, смирился или простил. Не тот человек. Однажды он нанесёт ответный удар. И, если на западе ворона не испортили, то это будет настоящий удар кочевника: из-за угла, в спину, с двойным проворотом. Этих людей до крайности опасно иметь врагами: они не прощают ничего.

Весной, когда степи расцвели, сплошь покрывшись разноцветными ароматными коврами, орда пришла в движение. Погиб ещё один — Четвёртый — ворон, и вместо него вороном стал беловолосый Нург. К этому времени ещё не успели заложить фундамент, выкопали лишь котлован под него, но оставлять кирпичные заводы, глиняные карьеры, нечто, отдалённо напоминающее сталеплавильные заводы, фабрики пеньки и льна, красильни, и всё то, что хотя бы как-то, не в анфас, а в профиль, напоминало цивилизацию, было весьма печально.

Герман, понимавший характер заказчика и его нетерпение, успел построить нечто вроде глинобитного особняка, местный Приоратский замок, тем самым укрепив в Охраше свою репутацию непревзойдённого мастера, а вернее — колдуна. А ещё Иевлев сколотил свою строительную бригаду, смог подобрать настоящих профессионалов в разных областях, обучить тех, кому не хватало знаний, в том числе и Мари, и мог вполне гордиться собой.

— Настоящий архитектор выживет в любом из миров, — сделал он вывод. — Даже неандертальцы не смогли бы не оценить преимущество пещер с центральным отоплением, водоснабжением и канализацией.

— Верно, а потом бы выкололи чудеснику глаза, чтобы не сотворил чуда кому-то другому, — напомнил Бертран.

Герман вздохнул, отвернулся от маленького строительного городка и пошёл к своему коню, которого ему подарил сам каган, и которого Иевлев нарёк Дискавери, в честь любимого автомобиля, оставшегося в Первомире.

Они кочевали всё лето: Великое Ничто поглощало мир до крайности медленно.

Осенью получили первое известие от Эйдэна: ворон писал, что всё вернётся на исходе зимы, вместе с женатым Кариоланом. Герману очень хотелось ответить ему, чтобы Третий ни в коем случае не возвращался: Иевлев смог подслушать разговор, что по возвращении Эйдэна ждёт смерть. Похоже, каган ни на миг не поверил в покорность мужа убитой Касьмы. Да и отношение к дочери у Третьего было не по местным «понятиям». Настоящий кочевник понятия не имел, сколько у него дочерей и как их зовут. Знал лишь, сколько их есть на выданье, сколько лет старшей из не выданных замуж. Это было нужно для заключения брака. Эйдэн же относился к девочке так, как его соплеменники относились лишь к сыновьям. Так что и к убийству дочери вряд ли отнёсся рвнодушно.

После того как ударили первые морозы, Охраш, недовольный скоростью продвижения на запад, велел разделить орду. Наиболее боеспособная часть составила «западную» орду, сконсолидировавшись вокруг кагана. Женщины, старики и дети, одним словом, те, из-за кого движение орды замедлялось, остались в «восточной». И Герман заскрипел зубами, понимая, что этим разделением каган согласился обречь их на уничтожение Великим Ничто.

— Я останусь в восточной орде, — хмуро заявил он Охрашу.

Каган уставился на него:

— Ты поедешь со мной.

— Я останусь с моей женой.

Охраш рассмеялся, фыркая, точно лошадь.

— Я подарю тебе новых. Там, на западе, скоро множество дев останется без мужей и женихов. Выбирай любую. Ты любишь беленьких? Я подарю тебе двоих беленьких.

— Мне не нужны никакие женщины, кроме Мари. Или моя жена и её служанка отправятся с нами, или я останусь с ними.

Чёрные глаза скользнули по архитектору-колдуну с презрением.

— Я велю связать тебя, а будешь противиться — тебе отрубят пальцы на ногах и левой руке. И лишат твоего жеребца, раз для него есть только одно стойло, куда ты согласен его загнать.

Герман не сразу понял шутку про жеребца. Но даже поняв, лишь пожал плечами:

— Делай что пожелаешь, владыка. Но подобные недружественные поступки лишь приведут к тому, что ты превратишь меня в обычного раба-недотёпу. Архитектора у тебя не станет.

Чёрные глаза сузились злобно. «Я только что нажил врага», — понял Иевлев, уже достаточно поживший среди кочевников, чтобы понимать такие вещи.

— У меня есть средства, чтобы сломить твоё упорство, — прошипел каган.

— Безусловно, владыка, — Герман устало пожал плечами. — Вот только я так слаб духом, что твои средства быстрее повредят мой рассудок, чем упорство.

Охраш негодующе прицокнул.

На следующее утро Мари и Майя отправились с западной ордой.

Зима наступила стремительно: вчера ещё комья жирной земли взлетали из-под острых копыт, а сегодня подковы цокали по замёрзшей в лёд почве.

— Им придётся штурмовать пограничные заставы, — заметил Бертран. — Это надолго. Думаю, мы задержимся до весны. А там, глядишь, и Эйдэн вернётся.

Но принц-Кот ошибся: кочевники не стали штурмовать крепости. Они просто с гиком промчали мимо, оставляя ошарашенных рыцарей, кипятивших смолу на широких стенах, позади. А в один из дней произошло сразу два события. Утром — ещё не начало светать — Мари шепнула «мужу» на ухо:

— У нас появилась проблемка.

— М-м? — сквозь сон отозвался тот, зарываясь в её волосы и вдыхая родной запах тёплой кожи. — Давай обсудим это через час или…

— Через час лагерь поднимется, и у нас будет всего несколько минут до седла. Герман, я серьёзно.

Он зевнул, потёрся о её макушку отросшей бородкой.

— Какую из наших проблем ты сейчас имеешь ввиду?

— Я беременна, — прямо произнесла она, и Герман сразу проснулся.

А спустя ещё часа три или четыре в морозной дымке они увидели ровные столбы дыма, устремляющиеся в голубое небо.