Королевы и монстры. Яд - Джей Ти Джессинжер

что заплатит жизнью, если эти два мира столкнутся. Женщины, чья любовь превратится в жгучую ненависть, если она узнает о моей двуличности. Женщины, жить с которой я не могу, но и жить без которой – тоже.

Мы какое-то время молчим, а потом Натали мягко произносит:

– Оно будет здесь, ждать тебя. Твое сердце, я имею в виду. Я позабочусь о нем, пока тебя нет. Но ты должен оказать мне услугу.

– Что угодно.

– Ты должен позаботиться о моем, потому что унес его с собой, когда ушел.

Придя в себя, я шепчу:

– Я приеду, как только смогу. Скажи еще раз, что любишь меня.

Я слышу улыбку в ее голосе, когда она отвечает:

– Я люблю тебя, мой командир. Теперь ты – моя жизнь. Возвращайся скорее.

Я вынужден отключиться, ничего не ответив. Я просто не могу. Ведь впервые с самого детства мне приходится сдерживать слезы.

32

Нат

С того вечера от него три дня нет никаких вестей. Мне хочется позвонить, но каждый раз я останавливаю себя, не успев набрать номер. Он идет на войну, напоминаю я себе. Мужчина занят.

На четвертый день я получаю короткое сообщение: «Ты мне снилась прошлой ночью». Когда в ответ я спрашиваю, про что был сон, Кейдж не отвечает.

На шестой день я уже на стену лезу от беспокойства.

Он умер. Его застрелили. Зарезали. Отравили. Его схватила полиция или ФБР. Что-то пошло катастрофически не так, но теперь я вновь останусь без ответов, потому что никак не смогу узнать, что же с ним случилось.

Пугающе знакомое чувство. Я опять в неведении. Я опять жду.

Снова начинаются занятия в школе. Преподавание приносит приятное облегчение, отвлекая от нездоровой мании, которая охватывает меня дома в одиночестве. Когда проходит две с половиной недели без единой весточки от Кейджа, я начинаю лихорадочно рисовать и за три дня выдаю больше работ, чем за целый год.

К середине января я уже совсем теряю рассудок.

– Просто позвони ему, детка. Это нелепо!

Я лежу в кровати и разговариваю со Слоан по телефону. Сейчас десять часов вечера. Я знаю, что уже не засну, потому что с его уходом у меня это не получалось.

– Уже слишком поздно ему звонить. В Нью-Йорке час ночи.

– Ты идиотка.

– Я не хочу его беспокоить. У него куча дел.

– Ты полная идиотка.

Я кричу на нее:

– Но почему он не звонит мне? Я сказала, что люблю его, а он как-то странно отреагировал и больше ни разу мне не позвонил!

Она сухо констатирует:

– Ты сама не веришь, что он перестал связываться с тобой, потому что ты призналась ему в любви.

Я испускаю тяжкий, горестный и продолжительный вздох.

– Нет. Не верю.

– Так в чем проблема на самом деле?

Я сглатываю и пялюсь в потолок, охваченная ужасом от того, что сейчас собираюсь сказать.

– Просто… дежавю.

– О. – Слоан замолкает. – О. Так, тебе нужно сказать ему об этом напрямую. Уверена, ему даже в голову не приходило, потому что мужчины бестолковые, но ты не должна снова переживать те события. Это жестоко. Позвони ему прямо сейчас и скажи.

– Да?

– Да! Я вешаю трубку. Позвони мне, когда он все осознает и как следует поползает перед тобой на коленях.

Она отключается, а я продолжаю бороться с собственной совестью.

Кейдж ни разу не говорил не звонить ему, когда он в отъезде, но я не хочу быть одной из тех девушек. Тех прилипчивых, неуверенных в себе и навязчивых девушек. Я человек маленький, но гордость у меня есть.

Хотя, видимо, нет, потому что внутренние терзания после разговора со Слоан длятся ровно десять секунд, а потом я его набираю.

В трубке раздается гудок. Потом второй. На третьем я выпрямляюсь в кровати, а мое сердце заходится в панике, потому что я слышу гудки и в то же время слышу звонок где-то в доме.

Я даже не успеваю подняться на ноги, когда Кейдж врывается в спальню и хватает меня. Мы падаем на кровать, безумно целуясь.

Он в таком же исступлении, как и я: набрасывается на мои губы и пожирает меня, сжимая мою плоть своими грубыми и жадными руками. Я хватаю его за волосы и обвиваю ногами талию. Он наваливается на меня, придавливает меня к матрасу и глухо рычит, не отрываясь от моего рта.

Я вся горю. Это чистая эйфория. Меня опьяняет невероятное облегчение, но еще и дикое желание, и незамутненное удовольствие от его близости: его огромного крепкого тела и теплого пряного аромата. Его вкуса. Тех сдавленных звуков, которые он издает. И его животной страсти – того, насколько он не может мною насытиться.

На мне ночная рубашка. Кейдж ее разрывает. Мои кружевные трусы тоже разодраны на части и летят на пол.

Он швыряет меня на край кровати, падает на колени, раздвигает мне ноги и припадает ко мне, словно голодающий, издавая отчаянные, низкие горловые звуки.

Задыхаясь от радости, я запускаю пальцы в его густые волосы и двигаю бедрами под его языком.

Кейдж шлепает меня по бедру. Я одобрительно постанываю. Он пощипывает зудящую плоть, а потом шлепает еще раз, сильнее. Мои бедра начинают двигаться хаотичнее. Я выгибаю спину и выкрикиваю его имя.

Он резко переворачивает меня на живот, опускает одну ладонь мне на поясницу и другой с размаху бьет меня по заднице.

Он шепчет что-то на своем языке, которого я не понимаю, и бьет меня так, что мои ягодицы горят, киска горячо пульсирует, а я сама судорожно извиваюсь на кровати.

Когда я уже близка к оргазму, Кейдж переворачивает меня на спину, поднимает в сидячее положение, расстегивает молнию на джинсах, берет свой стояк в кулак и хватает меня за горло.

Он не говорит ни слова, но этого и не надо. Я обеими руками сжимаю его ствол и облизываю губы.

Когда его каменный член проскальзывает мне в рот, Кейдж стонет. Это прерывистый, отчаянный вздох, полный чувств. Расставив ноги, он стоит у края кровати и имеет меня в рот, одной рукой держа меня за волосы, а другой – за горло.

Слова незнакомой речи тихим хрипом раздаются в комнате. Я не знаю точного их значения, но понимаю. Мне не нужен переводчик, чтобы услышать его сердце.

А потом он выскальзывает у меня изо рта, снова бросает меня на кровать, срывает рубашку и швыряет ее на пол. Он скидывает ботинки, стягивает джинсы и трусы и, тяжело