Любимый злодей - Д. С. Одесса

Но мне совершенно не до еды. Дневник Раньи по-прежнему в руках ее брата, как будто он никогда и никому больше его не отдаст, как будто это самое ценное, что у него есть.

Я закрываю за собой дверь и оглядываю комнату. Она обставлена примерно так же, как и моя. Справа –  камин и телевизор на стене, перед которым расположился трехсекционный диван, обтянутый темной кожей. Слева от меня –  огромная незастеленная кровать на пружинах, на которой небрежно лежат две рубашки.

Зейн откидывает крышку пиццы, от которой еще идет пар.

– Зейн, –  прерываю я его движение.

– Да?

– Ты в курсе происходящего в этом доме?

– Что ты имеешь в виду? –  отвечает он, вопросительно нахмурив брови.

– Ну, я имею в виду, что твой отец по ночам… твою сестру… Ну, ты понял. И я не хочу тебя обидеть или спрашивать напрямую, но ты прошел через то же самое, что и она?

По его реакции я догадываюсь, что не ошиблась в своем предположении. Его харизматичная улыбка исчезает в одно мгновение, он отпускает крышку коробки с пиццей и встает. Неожиданно откладывает записную книжку на сиденье дивана около себя и снимает рубашку.

– Что ты делаешь? –  спрашиваю я, и, видимо, на лице у меня отражается крайнее недоумение.

Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, Зейн бросает рубашку на спинку дивана, а затем поворачивается ко мне спиной. А меня с ног до головы пронзает чистый ужас при виде многочисленных широких рубцов, покрывающих его кожу. Некоторые из них –  выпуклые, очень плохо зажившие шрамы, свидетельства неизмеримой боли.

– О боже! –  восклицаю я, подходя к нему и внимательно осматривая шрамы на коже.

Не в силах ничего с собой поделать, я провожу по ним пальцами, что заставляет его сделать судорожный вдох, как будто я могу причинить ему боль одним прикосновением.

– Кто это с тобой сделал? –  задаю вопрос я, хотя уже подозреваю, каким будет ответ.

Глава 27

Нурия

Любой женщине нужен монстр-защитник, чтобы чувствовать себя в безопасности, так как на улицах ее поджидает множество монстров.

Зейн медленно поворачивается ко мне.

– Отец. Каждый шрам означает мое непослушание, нарушение его правил. Это началось еще в детстве. До этого момента я никому их не показывал, кроме тебя.

Ахнув, я приподнимаю брови, неверяще качаю головой и ничего не могу с собой поделать –  я просто обнимаю его.

– Я так… так безумно тебе сочувствую.

На этот раз он тоже застывает в моих объятиях, однако потом принимает их и неожиданно смыкает руки у меня за спиной.

– Я думал, что отец ведет себя так только со мной, не представлял, что он еще и над моей сестрой… –  мышцы его спины снова напрягаются под моими пальцами, –  надругался.

– По всей вероятности, он поступал так не только с вами, –  признаюсь я.

– Что ты имеешь в виду? –  отзывается Зейн.

Я поднимаю голову, чтобы заглянуть ему в глаза, и ослабляю объятия.

– В последней записи Ранья описывает сцену, которую как-то увидела. Она пишет о детях, которых насиловали партнеры твоего отца в комнате рядом с его кабинетом.

Не успеваю я договорить, как он разжимает искривленные губы и взволнованно смотрит мне в лицо.

– Это не может быть правдой.

– Это правда. Скорее всего, правда. Вот почему твои родители хотят заполучить дневник. Не знаю, замешана ли в этом твоя мама, но знаю, что твой отец узнал о том, что Ранья наблюдала за их собранием. Наверняка это и стало причиной ее исчезновения. Дело не в том, что она забеременела от вашего папы, а в том, что твоя сестра видела вещи, которые не должна была видеть. Которых вообще не должно было произойти.

– Никогда больше не называй его папой в моем присутствии, Нурия. Этот монстр мне не отец.

– Я хотела…

– Все нормально. Ничего страшного. Ты не представляешь, что сейчас творится у меня внутри. Что я сейчас чувствую. Я так надеялся, что он не тронул Ранью… –  На его лице мелькает чистая боль, и Зейн отводит прядь волос мне за ухо. –  Я думал, что он не причинит ей вреда –  не так, как мне. Я никогда не замечал никаких шрамов у нее на спине, поэтому считал…

Уголки его рта дергаются, когда он облизывает губы, очевидно борясь с внутренней трагедией.

Я снова заключаю его в объятия, чтобы утешить. На этот раз он сразу их принимает и утыкается лицом мне в плечо.

– Ты не виноват.

– Нет, виноват. Я должен был поговорить с ней, спросить, не проделывает ли он с ней то же, что и со мной.

– На такие темы трудно говорить, Зейн. Ей тоже оказалось слишком тяжело обсудить это с тобой. –  Я осторожно глажу его по спине, чувствуя его внутреннее смятение и сомнения в самом себе. А когда Зейн поднимает голову и берет мое лицо в ладони, наступает моя очередь оцепенеть. Потому что он совершенно неожиданно наклоняется и накрывает мои губы своими.

В отличие от моментов с Демоном, сейчас меня охватывает неприятный холод. Я не испытываю ничего: ни желания ответить на поцелуй, ни чувства связанности. Это абсолютно чуждое и неправильное ощущение.

Примерно через две секунды я рывком отстраняюсь от него и поднимаю ко рту тыльную сторону левой руки.

– Так… не годится. Это неправильно и…

Зейн преодолевает расстояние между нами в один шаг.

– Почему? Потому что твой таинственный бойфренд меня убьет?

Почему из его уст это звучит так нелепо?

– Да, черт возьми. Если он узнает, то…

Монейр снова обхватывает мою голову, чтобы поцеловать меня, на этот раз настойчивее.

– Хватит, Зейн. Я не хочу. –  Я поспешно отворачиваю лицо в сторону. –  Знаю, на тебя сейчас многое навалилось, и ты думаешь, что такая близость тебе поможет, но это не так. Кроме того, у меня есть человек, которого…

Я на мгновение теряюсь. Что ты хочешь сказать? Человек, которого ты любишь?

– Которому я небезразлична. –  Насколько тупо это звучит?

– Мне ты тоже небезразлична, Нурия. Кроме того, его здесь нет, и вы с ним явно не связаны серьезными отношениями. Или я ошибаюсь?

У нас с Демоном более чем серьезные отношения.

– Это не твое дело, Зейн. –  Я соблюдаю дистанцию. –  Кажется, было глупой идеей читать дневник вместе.

Когда я высвобождаюсь из его рук, чтобы взять дневник с подушки дивана, он рефлекторно ловит меня за запястье.

– Книга останется у меня.

– Нет,