Соло - Аврора Ансер

там нет. Зато за кухонным столом, в какой-то снова безразмерной кофте, сидит, я вижу, Жанна. Девочка моя! Я не могу дышать, смотрю на её тонкие, любимые черты. Мне кажется, она как будто похудела, и под глазами тени. Или это тени от ресниц? Она опёрлась головой о руку, другой рукой бездумно крутит карандаш. Рисует? Волосы пушистыми кудрями обрамляют грустное и бледное лицо. Обстригла свои чёрные, блестящие, как шёлк, великолепные волосы. Болела? Источник говорил, ей тоже плохо. Она не чувствует меня, не замечает, что я здесь стою.

За домом слышу шум. Да, звук автомобильного мотора, подъехал кто-то, там, со стороны дороги. Машину заглушили, хлопнула, потом ещё раз, дверь. Ба выучилась на права? Смотрю на кухню, мне в окно прекрасно видно, сейчас узнаем, кто сюда войдёт.

Потом услышал стук входной двери, а дальше звук исчез, из дома плохо слышно. Вот дверь открылась, и вошёл… Мотыль! Я задохнулся. Но заставил себя стоять и смотреть.

Мотыль поставил на пол белые пакеты, и что-то Жанне говорит. Я слышу только голос, но что он говорит – неясно, придётся досмотреть это кино без звука. Привёз продукты, я так понимаю, он что ли, помогает им? Не помню только, чтоб они дружили и общались, Мотыль её вообще не одобрял.

А Жанна подняла на него глаза и что-то ответила, тихо и коротко. У Мотыля стало лицо такое обеспокоенное, и, что-то говоря, он подходит к ней. Берёт стул и садится рядом, обнимает за плечи. Она молчит, сидит, повесив голову. Нет, делает такое движение плечами, будто хочет скинуть руку. Но Мотылёв не отпускает, и громче начинает говорить. И он её целует, да, в волосы, в район виска, но он её целует!

Какого черта! Я ещё не знал секунду назад, войду ли к ним! Быть может, если бы я видел, что Жанна счастлива, что рада ему, я бы, может быть, ушёл. Ушёл… Нет, не ушёл бы! И не уйду.

Иду ко входу в дом, не помню, чтобы когда-нибудь был так взбешен. Вот так друг! А говорил «Она как мышь!», но стоит только отвернуться… Иду, бросаю двери с шумом. Я еле сдерживаюсь, чтобы ничего не поломать. А Ба что, поощряет? Где она, вообще? Пока мой типа «друг» подкатывает к Жанне…

Вхожу на кухню, и Мотыль от Жанны отлетает. Немая сцена. Лучше мне сейчас молчать. Я не смотрю на неё, сверлю его глазами. И если не тупой, то сам сейчас поймёт – нам срочно надо пообщаться.

– Э-э… Макс! Откуда ты? – как-то неубедительно удивляется Мотыль. – И кстати, здравствуй. А я заехал… продукты вот привёз.

Но я молчу. Я вижу Жанну. Она по-прежнему сидит, но карандаш выскользнул из её тонких пальцев, и руки бессильно упали на стол. Её глаза… в них столько боли! Губа дрожит. И через минуту, очень медленно, она пытается встать, опираясь на стол и придерживая рукой большой живот. Вот, значит, как! Теперь я вижу, в чём причина… нежности такой.

– Пойдём, проводишь, – Мотыль, наконец, вспоминает, что он мужик, вообще-то. Что ж, пойдём.

Выходим и стоим, молчим. Взаимно. Мотыль закуривает и держит сигарету трясущейся рукой. И через пару затяжек начинает.

– Она пришла ко мне сама, где-то через пару недель после того, как ты исчез. Тебя искала, просила показать, где ты живёшь. Всё думала, что ты просто не хочешь её видеть. Макс, где ты был, мать твою? – ах, как занервничал, даже опустился до ругательств.

– Мать мою не трогай, – говорю. И жду продолжения. Пусть скажет что-нибудь такое, чтобы я его не убил.

– Мы съездили к тебе, там пусто. Ни тебя, ни Элен, дом нараспашку. Ну, и что… Вот, помогаю, чем могу. Жанна взяла в университете академку, после твоего ухода здоровье у неё пошатнулось, да и сам видишь, куда ей сейчас учиться…

Вот сука! Дальше говори.

– Я, кстати, всё хотел сказать тебе спасибо. Поначалу. За Киру. – Мотыль обманул мои ожидания, повернув разговор в другую сторону. – Мы с ней теперь вместе. Я же прекрасно знаю, что, если бы ты не исчез, она бы никогда не посмотрела в мою сторону. А я так о ней мечтал!

Вот так вот. Нельзя думать о плохом. Нельзя сначала делать, потом думать. Если бы не сдержался, сколько бы беды сейчас натворил.

– Я тебя недавно только понял, – продолжает откровенничать Вовка.

– Ты о Кире? – спрашиваю.

– Нет. О Жанне, – выдаёт этот камикадзе. Вот ведь всё, оправдался, но неймётся придурку. – Она, как глоток чистой воды. Знаешь, как на долгой вечеринке, когда ты уже хлопнул виски, шлифанул шампанским, полирнул водкой и запил всё это пивом…

– Освежает? – усмехаюсь я недобро.

– Нет, жизненно нужна, – говорит он тихо, а я сжимаю кулаки до хруста. Я, сука, ценю откровенность, но зубы этому мудиле сейчас выбью. А он всё не заткнётся. – Я даже подумал, если ты не вернёшься, попробовать стать для неё кем-то…

Тут Мотыль видит моё лицо и отшатывается от меня, уворачивается от уже летящего в него кулака.

– Да ты сдурел совсем, Макс! Другом, я имел ввиду – только другом!

– А живот у неё так, по дружбе появился? – меня просто трясёт, выворачивает, когда я думаю о том, что она была с ним, что он посмел её касаться.

– Это ты, придурок! Ты! Сделал и свалил! – Мотыль орёт на меня, его тоже проняло. – Она же кроме тебя, урода, не видит никого! Жанна беременна от тебя! Вот, блядь, урод-то!

И, бормоча ругательства, Мотыль направился к машине. Тачку сменил, смотрю, тоже «Гелендваген», прямо близнец моего. Странный мужик. Как там его назвала профессорша в универе? Замысловато как-то. А, «не абсолютно привлекательное добро». Мотыль открыл дверь, залез в машину и сидит, не уезжает. Потом, спустя минут пять, вылезает и идёт обратно.

– Ты это… извини. Наверное, ты прав, и что ещё ты мог подумать? – говорит он с сожалением.

– И ты извини, – отвечаю, не чувствуя никакого раскаяния. – Спасибо, что помогал Жанне.

Снова молчим. Мне, похоже, всё-таки придётся к нему обратиться.

– Вов, послушай, ты не мог бы узнать, на какой штрафстоянке моя машина? И сколько там денег надо, чтобы забрать, – прошу его. – Думаю, её сразу эвакуировали.

– Машину твою мы нашли на следующий же день, как вы пропали, – рассказывает Мотыль. – Ни тебя, ни Жанны. В универе не появились. Ну, мы и решили зайти, проведать голубков, но квартира заперта. На проспекте стоит твоя тачка, открытая, кстати, а брелок валяется в салоне. Мы не знали, что и