Кровавая заутреня - Нина Алексеевна Левина

— Неужели не помните? Девушку запомнили, а мужчину нет?

— Шановный пан! — Марек улыбнулся и расправил плечи. — Я смотрю только на красивых пани, их лица запоминаю, а на мужчин не звертаю увагу.

— Ясно. Но хоть какой он был? Молодой? Старый?

Марек задумался. Столько времени утекло с того дня, да и сама встреча мелькнула как незначительный эпизод, затёртый в памяти последовавшими событиями. Но в честь того что ему сохранили жизнь, Тарживецкому хотелось быть полезным этому русскому сержанту. Тем более дело касалось прекрасной панянки.

— Он был не старым, — наконец выдал поручик. — И одет как горожанин. Точно! Он шёл уверенно, как ходят жители Варшавы.

— И девушка спокойно шла рядом? — уточнил Алексей.

— Совершенно спокойно. Вспомнил! Он обнимал её за плечи.

— Обнимал? — обескураженно переспросил Алексей.

— Может, не обнимал, а просто поддерживал, — поспешил пояснить Марек. — Чтобы не упала, если станет плохо. Тогда здесь везде было много убитых, кровь текла по улицам… — он запнулся и быстро взглянул на Громова, понимая, что сказал лишнее.

— Я знаю, что тут творилось, — сдержанно проговорил Алексей. — Благодарю за помощь, поручик. Вы подарили мне надежду.

Он отошёл от пленных в раздумьях. Если верить этому поляку, Кати выбралась в тот день из Праги и шла по центру Варшавы с каким-то местным нестарым мужчиной. Судя по всему, она его знала и доверяла ему. Алексей быстро прикинул, кто бы это мог быть, и пришёл к выводу, что это Чеслав.

На следующий день прибыли посланники с письмом от короля Станислава, где он просил о заключении мира. Суворов даже не стал открывать письмо, разорвал его и заявил, что между официальной Польшей и Россией нет войны, поэтому заключать нечего. В тот же день закипела работа по восстановлению разрушенного моста. Поляки торопились его починить, чтобы поскорее передать захваченных в апреле пленных.

Ульяна Назаровна едва поверила ушам, когда всех бывших с ней в заключении женщин и детей вывели на улицу и объявили, что их сейчас отведут в лагерь русских, расположившихся на том берегу Вислы. Сколько было слёз и объятий после этой новости! Бледные, измождённые женщины хорошели на глазах, улыбались так счастливо, словно и не было долгих месяцев заточения.

— Наши пришли! Наши! — держа в одной руке младенца, на шею Ульяне Назаровне бросилась молодая мать, попавшая в плен, будучи беременной.

Ей, как и жене убитого генерала, пришлось рожать в неволе, хотя через тюремщиков женщины неоднократно обращались к самому Костюшко, умоляя его выпустить хотя бы беременных и матерей с маленькими детьми. Их просьбы не были услышаны генералиссимусом, и Ульяна Назаровна вместе с другими старшими женщинами принимала роды. Но теперь пришли «наши», и всё должно быть хорошо. Пленниц первыми доставили в Прагу, и Суворов распорядился, чтобы их сопровождали казаки в лагерь, находящийся в глубоком тылу. Оттуда их должны были перевезти в Брест, подальше от места, где они стали вдовами или потеряли близких.

Алексей сразу узнал Ульяну Назаровну и поразился тому, как она постарела. Лицо похудело и осунулось, волосы почти полностью поседели. Он подошёл к ней, а она вдруг вскрикнула, всплеснула руками и с плачем бросилась к нему на грудь.

— Алексей Захарович! Алёшенька!

— Не надо, не плачьте, Ульяна Назаровна, — он обнял женщину за плечи и отвёл в сторону. — Всё закончилось, вы на свободе.

— Не верится, что это не сон. Ты прости нас — меня и покойного Панкрата Васильевича, — она подняла заплаканное лицо. — Смерть он принял лютую. А о Кати я совсем ничего не знаю. Потеряла доченьку свою и не ведаю, где она — среди живых или мёртвых.

— Есть надежда, что среди живых.

И Алексей рассказал всё, что узнал от Тарживецкого.

— Господи! — всплеснула руками мать Кати. — Да я прямо сейчас побегу обратно! Если понадобится — обойду все дома, расспрашивая о Катюше.

— Нет, Ульяна Назаровна, — мягко возразил Алексей. — Никто вас обратно в Варшаву не выпустит. Неспокойно тут ещё, в любой момент полыхнуть снова может. Вы поезжайте вместе со всеми, а я сам займусь поисками Катеньки. Поверьте, если она жива — из-под земли достану.

— Верю, родимый, верю. Знаю, что любила она тебя, а мы, дурни старые…

— Не надо сейчас об этом, — поморщился Громов. — Ступайте.

— Благослови тебя Бог!

Ульяна Назаровна расцеловала Алексея и отправилась догонять женщин, оглядываясь и незаметно крестя его.

После освобождения гражданских наконец наступил черёд передачи пленных офицеров и солдат. Их набралось больше тысячи. Простых солдат к этому счастливому дню осталось совсем мало, большинство сдавшихся в плен в апреле в дальнейшем были убиты в тюрьмах. Вместе с русскими военными варшавяне на радостях решили отдать и несколько десятков пленных австрийцев и пруссаков. В знак различия между ними и русскими, они передали их со связанными руками, в то время как всех русских освободили от пут.

Почти весь полк Ферзена выстроился на берегу Вислы встречать своих боевых товарищей спустя долгие месяцы неизвестности об их судьбах. Даже лежачий раненый Вигель потребовал, чтобы его перенесли на носилках поближе к мосту. Хотел сам увидеть знакомые лица. Васильев и Алексей находились возле раненого, не позволяя ему вскакивать и махать здоровой рукой. Каждого, ступившего с моста на этот берег, солдаты приветствовали радостными криками, друзья спешили обнять друзей.

— Вигель, да это никак Тушнев, — проговорил Алексей, вглядываясь в осунувшееся, заросшее густой щетиной лицо, мелькающее из-за спины незнакомого майора. — Точно! Он! Федя!

Позабыв о достоинстве, Громов бросился навстречу другу и крепко обнял его.

— Живой! Живой! — повторял он, отстранял Тушнева, чтобы убедиться в своей правоте, и снова обнимал.

— Да хорош лапаться, Алёшка, — усмехнулся корнет, высвобождаясь. — Я-то живой, а всё твоё отделение… — Фёдор помрачнел.

— Авиновых тоже больше нет, — покачал головой Алексей. — Всем — Царство Небесное. Да пойдём же! — он схватил Тушнева за руку. — Там Вигель ждёт! Вон, сейчас из носилок вывалится, потом заново его перевязывай!

Друзья поспешили к энергично машущему рукой Вигелю. Тушнев склонился над ним, пожал протянутую руку.

— Эк, тебя угораздило, — покачал он головой.

— Мы сперва думали, что он помер, — вставил Васильев. — А он жив оказался.

— Пока ты там у поляков отдыхал, пришлось немного повозиться, —