Жаркое соперничество - Рейчел Рид

Он поднял голову.

— Так и есть. Я имею в виду... Думаю, они не осудят. Я знаю, что не осудят, правда. Они любят меня. Они всегда меня поддерживали. Они совсем не гомофобы… я так думаю. Просто мы никогда не говорили об этом.

— Может, стоило.

Шейн повернулся, взял тарелку и принялся выкладывать котлеты.

— Иногда мне кажется, что я бы уже рассказал им. Если бы не...

Илья поднял бровь, чего Шейн не мог видеть.

— Это из-за меня?

— Нет. Да. Типа того. Я просто думаю... если бы мог, как все, ходить на свидания или что-то в этом роде… В смысле встречаться с мужчинами, но не... делать того, что мы делаем с... ну, сам понимаешь, с тобой.

— Ты не хочешь рассказывать родителям, что трахаешься с Ильей Розановым?

Шейн прыснул со смеху.

— Нет. Это я точно не хочу им объяснять.

— Что так?

— Ты о чем?

— Думаю, ты можешь рассказать родителям, что ты гей, не называя имен мужчин, с которыми трахаешься.

— Я знаю! Знаю. Но... — Шейн вздохнул. — Забудь об этом. Это не имеет значения. Давай съедим бургеры, пока не остыли.

Илья хотел услышать от него больше, хотел как-то спровоцировать его на откровенность, но вместо этого просто последовал за ним к столу.

***

По правде говоря, Шейн часто представлял, как знакомит Илью с родителями.

Он был в некотором роде одержим этой идеей.

Он не мог даже четко сформулировать, почему это было так важно для него. Перспектива выглядела абсурдной, ужасной, кроме того, у него не было абсолютно никаких причин желать ее осуществления.

Мало того, он прокручивал в голове безобидные сценарии, где все они находятся на каком-нибудь мероприятии — например, на вручении наград НХЛ — а он непринужденно говорит: «Мама. Папа. Вы знакомы с Ильей Розановым?» И родители познакомились бы с Ильей. Пожали бы ему руку, а тот вежливо кивнул им со словами «рад познакомиться». Все быстро закончится, его родители обменяются рукопожатиями со следующим человеком, который подойдет к ним, не имея ни малейшего представления о том, какое облегчение испытал Шейн, став свидетелем этого краткого контакта. Два человека, которых он любил больше всего, коснулись кожи Ильи Розанова, заглянули ему в глаза, пусть даже на секунду, а у Шейна появилось реальное доказательство того, что все трое существуют в одном мире.

Именно эти мысли не давали ему заснуть по ночам. Полнейшее и абсолютное безумие. Его самым сокровенным желанием было познакомить родителей с мужчиной, с которым он тайно трахался семь лет. По какой-то причине он полагал — если это произойдет, что-то прояснится. Что-то наконец обретет смысл.

Но настоящая правда — которую он старательно отгонял каждый раз, когда та пыталась подать голос на задворках сознания, — заключалась в том, что он хотел познакомить Илью с родителями по той же причине, что и любой другой человек: он любил его и хотел, чтобы они тоже его полюбили.

Вот только Илья не был его парнем. И даже будь он им, и Шейн представил бы его соответствующим образом, мать с отцом оказались бы в замешательстве. Во-первых, он якобы ненавидел Илью Розанова. И они тоже ненавидели Илью Розанова. И во всем чертовом хоккейном мире считали, что Шейн Холландер ненавидел Илью Розанова. Поэтому весь этот сценарий о гипотетических событиях на церемонии вручения наград НХЛ являлся совершенно несбыточным.

Самым большим кошмаром представлялось Шейну то, что их с Ильей каким-то образом застукают вместе. Папарацци или еще кто-нибудь. И тогда об этом узнает весь мир, но что еще важнее — узнают его родители. Узнают, что их сын — гей, и предается своим гейским утехам не с кем-нибудь, а с самим Ильей Розановым.

Ильей Розановым, который в этот момент сидел напротив Шейна за столом и уплетал еду, которую тот для него приготовил. На уголке губ у него была горчица.

Отбрось Шейн все сложности их отношений — соперничество, амбиции обоих, тот факт, что Илья временами вел себя, как засранец, — он мог бы даже гордиться. Этот мужчина был реально горяч. Шейн, без сомнения, сорвал джекпот.

В то утро он проснулся рано, потому что не закрыл жалюзи накануне вечером. Солнечный свет струился в комнату, освещая белые простыни и красивого мужчину, завернувшегося в них. Пока тот еще спал, Шейн воспользовался моментом. Илья лежал на спине, закинув руку за голову. Шейн провел кончиком пальца по его ладони, поднялся к мощному бицепсу. Он просто не мог удержаться. Утренний свет делал все вокруг прекрасным, а Шейн был влюблен, поэтому невесомо поцеловал запястье Ильи и склонился над его лицом.

Илья открыл глаза, Шейн успел заметить его удивление, прежде чем то сменилось застенчивой улыбкой.

Это было идеальное утро.

Которое перетекло в столь же идеальный день. Они весьма активно потренировались в тренажерном зале Шейна, потом понежились у бассейна, после чего отправились в лодочный гараж. Шейн предложил покататься на каяках, но эта идея сразу же отпала, стоило Илье заметить гидроциклы. Остаток дня они провели, гоняя по озеру, смеясь и обливая друг друга водой. Илья выглядел по-настоящему счастливым, управляя скоростным девайсом.

Впрочем, Шейн осчастливил его и позже, прижав к стене гаража, когда они, сняв плавательные шорты, взялись за члены друг друга...

Действительно хороший день.

И вот они поглощали бургеры, которые Шейн приготовил просто великолепно, пили пиво на деревянном настиле у берега в лучах заходящего солнца. Это было воплощением всего, чего он когда-либо хотел. Он представлял себе, как будет проводить каждое лето вместе с Ильей в этом коттедже. После завершения карьеры он планировал полностью переехать сюда. Понравится ли Илье жить здесь, когда...

Какого черта, Холландер? Ты не слишком замечтался?

Но именно такие мысли занимали его голову в эти дни: Илья познакомится с его родителями, Илья проведет с ним лето, Илья разделит с ним дом.

Шейн отдал бы все на свете, чтобы вернуться к простоте первых месяцев их знакомства, когда все, что его терзало, сводилось к непонятному желанию ощутить во рту член Ильи.

Семь лет им это сходило с рук. Должна же была удача когда-нибудь изменить им, так?

***

Илья уставился на огонь, не представляя, чем именно еще заняться. Похоже, только и оставалось наслаждаться созерцанием костра: тот горел, а он на него смотрел.

Костер, разумеется, был идеей Шейна. Илья мог бы придумать, чем наполнить их вечер наедине кроме наблюдения, как поленья